– Да? Это почему же? – поднял глаза Ньюртон.
– Потому что мы всегда в одном и том же месте. Практикуемая фаза – это та же повседневная реальность, но без стабильности пространства и с утерянной связью с другими людьми.
– То есть прямо сейчас вокруг нас фаза?
– Да, но стабильная. Реальность без стабильности объектов – это фаза, которой мы обучались в Школе. А стабильная фаза – это привычная реальность, в которой мы сейчас находимся.
– Хорошо, но в учителя я бы тебе тоже не советовал идти. Ставим «отлично»?
Ньюртон посмотрел на учительниц и затем поставил подпись в изобилующий пометками аттестат.
– Спасибо, ректор!
– Вот твои документы, – протянул бумаги и свою худую руку утомленный Ньюртон. – Удачи!
– Спасибо еще раз! – пожал Томас его обмякшие пальцы, получив необходимую для зачисления в Рыцарскую академию оценку.
Ближе к обеду следующего дня, наудачу солнечного, взволнованные выпускники, в синих мантиях и квадратных академических шапочках, суетились на главной площади Школы. Над их головами шелестели разноцветные флажки, протянутые через кроны дубов, колыхавшихся в порывах ветра. По центру возвышалась украшенная весенними цветами скульптура Альберта Третьего, за которой грозно нависал над толпой главный корпус с башней и флюгером.
Чуть в стороне за действом наблюдали близкие ребят, в числе которых пришли порадоваться за Томаса не только Доры, но и верный друг семьи Ричард. Как и полагается в таких торжественных случаях, гости были в лучших парадных костюмах, а рыцари – в начищенных доспехах и свежевыстиранных синих накидках.
Наконец, под пронзительные звуки фанфар на украшенный дорогими тканями помост поднялся Ньюртон в черном камзоле. Тонкие колготки облегали его худые, как тростинки, ноги, обутые в модные туфли с длинным носком. Обслюнявленной расческой он еще сильнее прилизал волосы и подошел к деревянной трибуне, окруженной синими флагштоками с гербом Парфагона:
– Да здравствует король! – Да здравствует Парфагон! – завопили молодые люди.
– Приветствую вас, выпускники 961 года и их близкие! – запищал Ньюртон под всхлипывания расстроганных родителей. – Вот и настал печальный и одновременно радостный момент нашего расставания…
– Я поражен тобой, – прошептал Ричард на ухо Нильсу. – Он уже без пяти минут один из нас. Кто бы мог подумать!
– Кто-то мог подумать, – подмигнул ему приятель, обняв за плечо всплакнувшую сестру. – Если честно, я сюда только на лабораторные работы пришел посмотреть. У тебя случайно в следующем году никто из знакомых не заканчивает Школу?
– Ты Джавера не из зависти ли ловишь? Он там не раз в год, как мы, а с утра до вечера этим любуется!
– Каждый день? Может, ну его, короля нашего, а?
– Сбежим?
– А что? Ты только Лиленьку свою не бери.
– Я всегда знала, что он это сможет, – шмыгая носом, произнесла Маргарита, вытирая слезы со своих грустных глаз и не обращая внимания на еле сдерживаемый приступ смеха Ричарда. – Сколько же он пережил! Бедный мальчик!
– Да, и в Академии шороху наведет! – гордо отметил Нильс.
Когда закончилась нудная речь Ньюртона, академические шапочки под всеобщее ликование были выброшены вверх, а затем прямо на площади началось пиршество и веселье. Мария и Ален так активно и упрямо пытались расшевелить всегда сдержанного Томаса, что все же смогли вытащить его на хороводы. Он не понимал смысла таких чудачеств и потому чувствовал себя крайне неловко во время столь странных телодвижений. Ему всегда казалось, что в этот момент все смотрят именно на него и незаметно смеются над его неловкими движениями.
– Давай же, давай! – еще больше дергала его Мария.
– Что ты делаешь? – сопротивлялся Томас. – Прекрати!
– Еще, еще!
– Ну хватит уже!
– Нет, не хватит! – радостно, словно маленький поросенок, взвизгнула Мария, а затем неожиданно повисла на его шее и мимолетно поцеловала. Осуществив еще года два назад запланированную провокацию, она засмеялась и тут же умчалась танцевать с девушками.
– Все-таки решилась, – засмеялся Ален, смотря на покрасневшего Томаса, который был не очень рад такому неожиданному происшествию. Только сейчас он до конца осознал, что Мария и впрямь несколько иначе воспринимала их, как казалось, невинную дружбу. Он всегда смотрел на ее отношение к себе как на своеобразную веселую игру и ничего более. Теперь же до него дошло, что все становилось по-взрослому серьезно и могло иметь последствия, о которых он даже не задумывался.
После веселого празднования, когда настали сумерки, заскрипели сверчки и опустели опрятные улочки, выпускники стали расходиться по домам. Томас, как он обычно делал все последние годы, пошел провожать внезапно утихшую Марию. На этот раз между ними возникла некая интимная напряженность, как ему казалось, и он не находил тему, удобную для разговора. Молодой человек чувствовал себя крайне неловко в столь непривычной ситуации. Девушка же, обняв крепкую руку своего кавалера, напротив, чувствовала почти религиозное умиротворение.