Больше не в силах общаться с побежденным и нагло поверженным мутантом, Ирэн спрятала в его седло драгоценную записку и просила передать ее как можно скорее. На что дрожащий Билл ответил, что обязательно это сделает в самое ближайшее время, и что беспокоиться не о чем.
Ранним утром следующего дня обычный старший воин взял челоконя с красивым ирокезом и спустился на нем к нижнему дозору ущелья Четвертой реки. Объезжая позицию по периметру, тщательно обдумавший измену родине Билл умышленно споткнулся у наиболее пологого обрыва ущелья и будто нечаянно скинул мутанта на сырую землю, а сам картинно покатился вниз, беспомощно зовя родненькую маменьку на помощь. Когда скатился достаточно далеко и скрылся из вида за грудой гигантских камней, он быстро помчался дальше, надеясь не вызвать подозрения длительным отсутствием. Добравшись до жуткой Башни безопасности к вечеру этого же дня, полностью измотанный челоконь был встречен прицельным огнем из арбалетов. Получив легкое ранение стрелой в плечо, упрямый арогдорец все равно добежал до железных ворот и умоляюще попросил передать записку всемогущему коменданту. Получив секретное сообщение в свои мускулистые руки, необычайно красивый офицер с вытянутыми чертами лица и длинными белыми волосами тут же отправил стремительного гонца в Парфагон и распорядился накормить уставшего Билла, который на следующее же утро отправился обратно, безумно радуясь, что избежал почти гарантированную отправку на колбасу и надеясь, что снова ее избежит, когда так поздно вернется в дозор, якобы, провалявшись целые сутки в бессознательности.
В это время Ирэн, несколько дней находившаяся будто в каком-то тумане, планируя и осуществляя коварное и одновременно спасительное предательство, вдруг полностью поняла тяжесть своего низкого поступка, когда уже было поздно что-то менять. Может быть, будь такая волшебная возможность, она бы вернула все вспять и не стала совершать такой неординарный поступок, в одночасье поставивший ее за зоной дозволенного. Об этом еще никто не знал, но она сама начала чувствовать себя гнусным изгоем своего родного Арогдора, нанеся ему подлый удар ножом в спину. Еще хуже она себя чувствовала, когда сильные руки ненаглядного Джавера, обнимая, окончательно отключали все остатки контроля ее разума и неприкрытые эмоции собственной никчемности уже ничем не сдерживались. Тяжелое чувство вины перед любящим и любимым человеком, ничем не смываемое и никуда не уходящее, навеки повисло тяжким грузом на ее тонкой шее.
Вечером, когда мужественный генерал вернулся в свой уютный особняк, она вдруг расплакалась в его чутких объятиях, когда они засыпали в постели. В чувствах, чтобы хоть как-то облегчить свои страдания, благоухая молодостью своего нежного и обнаженного тела, Ирэн начала рассказывать о всех своих настоящих переживаниях, которые она умело скрывала раньше. Конечно, главной трагедией было тяжкое убийство родителей и отлучение от любимого брата. Ранее она боялась поднимать эту тему в разговорах, так как знала иную позицию Джавера по вопросу принудительной «эвакуации» и боялась расстроить его своим мнением в этом спорном вопросе.
– Ирэн, это война.
– Знаю. Но мне было так больно и страшно.
– Иногда приходится действовать жестко, чтобы делать все наверняка и не терять времени, любимая.
– Но не так же! – зарыдала она. – Зачем столько жестокости?
– Их убили у тебя на глазах?
– Я плохо помню. В один момент дверца погреба раскрылась, спустился наш воин и начал…
– Погреб? – что-то резко укололо в груди Джавера.
– Да, мы прятались в погребе всю ночь. Мама меня согревала…
– Что было рядом с твоим селом? Где оно было?
– Салеп.
Словно некое тяжелое ребристое копье вошло в непробиваемое сердце Айвора Джавера, прошло его насквозь и в нем и осталось. Похолодев и остолбенев, он присел на кровать у окна и горькие слезы впервые после гибели прекрасной королевы Джейн упрямо полились по его щекам.
– Это давно было. Не переживай так, любимый!
Генерал пытался не выдать себя, но он не смог вымолвить ни слова больше. Поэтому ему оставалось лишь крепко прижать к себе бедную Ирэн и уткнуться в ее душистые густые волосы, когда в его голове появилась одна четкая дорога в никуда для их совместного будущего. Стоило снова так глупо, открыто, молниеносно, неожиданно и неконтролируемо влюбиться, и тут же все оказалось стерто в труху, еще не успев толком начаться. Все точно также как тогда, много лет назад, когда он был самым перспективным рыцарем Парфагона. И вот, злой рок судьбы достиг его, даже когда он перевоплотился в самого жестокого мутанта Арогдора.