Тайна Элизабет

Было понятно, что свирепые мутанты по чьему-то вовремя подоспевшему приказу в самый последний момент в открытую вступились за дочь Альберта, а не бездумно сражались в споре за получение невинной принцессы, как все наивно подумали. Но почему тогда четырехрукие монстры и черные лучники изначально вместе так удачно атаковали едва не павший Парфагон? Неужели загадочный Вальтер Мейсер, своенравный мэр Города заката знал о творившихся темных делишках на Селеции и смог ловко обмануть и Эйзенберга, и Джавера, и Альберта Третьего, лишь бы добраться до бесценной принцессы? Возможно, именно ароматная и белокожая Элизабет была нужна ему с самого начала, и именно за покушение на нее целый город в итоге был кроваво стерт с лица Селеции руками ее же старшего брата. Что в ней такого важного, что заставило отчаянного Мейсера пойти на такой чудовищный риск?

Тысячи вопросов мучили сознание Томаса ежечасно. Нелепых загадок было так много, что у него сложилось полное впечатление, что ни он, ни Нильс, ни Ричард никогда не владели реальным пониманием происходящего. Они уютно жили в чьем-то придуманном мире и лишь играли по его одичалым правилам. Именно поэтому у покойного приемного отца всегда было столько вопросов к выстроенной королем системе дырявой обороны. Именно поэтому полный злобы Томас теперь принципиально не расставался с благодарным Биллом, вызывающим шок у каждого встречного. К черту правила!

Дойдя в таких мучительных размышлениях до Салепа, он встретил в нем еще сорок пять раненых и скверно выглядящих рыцарей, в основном неведомым образом уцелевших воинов растворившейся в истории Первой когорты. Оставив свое карликовое и наполовину пешее войско в городе, он отправился на ночлег в родное село к почти родственному кузнецу Максу Ланку и его жене, которые по нему сильно соскучились и были очень рады видеть. Там ему снова обработали стремительно заживающие раны на теле и страшно изуродованном лице, где зияла разорванная кожа от правого глаза до уголка рта и глубоко рассеченный пополам лоб. Затем Томаса с любовью посадили за плотный ужин в той самой злосчастной кухне, с которой все когда-то началось. Из холодного погреба доносился неприятный запах испорченных продуктов, который теперь сверху могли услышать не только острые на обоняние мутанты, но и обычные люди. Однако заметно постаревшие хозяева дома уже не могли этого почувствовать.

– Что теперь будет? – поглаживая свою поредевшую, но все еще окладистую бороду спросил осунувшийся и похудевший Макс, узнав холодящие кожу подробности поражения у кратера.

– Они скоро пойдут вниз, а у нас нет обороны, – ответил Томас, вспоминая невинных детей из Башни признания. – Совсем нет.

– Опять на Парфагон? Снова через Салеп?

– Они пойдут везде, Макс. Я бы рассказал тебе кое-что, но не могу. Надеюсь, все это удастся решить. В крайнем случае, мы объявим всеобщую мобилизацию, как это давно сделал Арогдор.

– Как же Мария? Переживает за тебя, наверно? – интересовалась превратившаяся в бабушку жена кузнеца в выцветшем льняном платье, успевшая когда-то проникнуться теплыми чувствами к ответственной и прекрасной девушке.

– Она же теперь твоя жена? – спросил Макс.

– Да. Все хорошо с ней.

– Могли бы и здесь свадьбу провести, раз нам нельзя было приехать.

– Не обижайтесь, прошу вас. Разве это так важно?

– А как же? У нас не так много радости в жизни.

Томас тяжело вздохнул и отказался продолжать говорить на эту больную тему. Ему и так все время приходилось думать о том, что его ждет в Парфагоне, если его туда вообще пустят. Хотя захочет ли король оставить его за пределами столицы с теми щекотливыми знаниями, которые у него теперь были? Во всяком случае, юный трибун приготовился к возможным попыткам ареста и почти не сомневался, что измученную Марию тоже вмешают в его дела. Ему так не хотелось снова причинять ей боль и страдания, но каждая мысль о скорой встрече с ненаглядной Элизабет буквально будоражила его израненное тело и гнала в Парфагон быстрее и быстрее, заставляя закрывать глаза на очевидные смертельные угрозы внутри Стены и забыть обо всех нерешенных загадках.