Вашингтон, видя мое все-таки неудовлетворенное любопытство, признался, что завтра ему «предстоит еще один неравный политический поединок с Адамсом и Джефферсоном». Те смущенно стали отнекиваться.
– Они думают, что утро вечера мудренее, что при солнечном свете им будет проще уговорить меня вернуться, – сказал Джордж. – Но повторяю, джентльмены, и я не делаю из этото секрет даже при иностранцах: я не собираюсь возвращаться в столицу и командовать армией или чем-либо еще. В Соединенных Штатах достаточно дельных людей, чтобы управлять этой страной. Иначе я должен жить вечно.
Все дружно рассмеялись:
– Разве это плохо?!
Джордж сделался серьезным.
– Вечность дана нам для другого, друзья. Поверьте, Создатель уготовал всем нам куда более прекрасные плоды, чем плоды власти.
В дверях я еще немного потоптался на месте. Я все ждал, что сейчас мужчины скинут свои парики, Марта свой чепчик и примутся фотографироваться со мной на память в честь удачного розыгрыша. Но мужские парики оставались на месте, чепчик все также украшал седую головку хозяйки. И все четверо моих собеседников имели вид совершенно непринужденный.
Выведя меня на крыльцо, Джордж вдруг произнес:
– Кажется, вы кое-что забыли у нас в доме?
Он протянул мне диктофон. В уголке горела красная лампочка записи. Я сконфузился, словно меня уличили в том, что я шпионю за президентом. Джордж заметил это, но промолчал. Только как-то загадочно улыбнулся… Я взял диктофон, выключил запись и положил его в карман. Мне вдруг стало так стыдно, что я покраснел и поспешил уйти, холодно и скороговоркой простившись.
Тот же самый слуга с фонарем проводил меня до калитки. Я пытался разговориться с ним, но он отвечал вежливо и уклончиво, как человек, который не привык обсуждать с гостями дела Маунт-Вернона. Поклонившись при прощании, он исчез, будто провалился в темноту.
От каменных ворот я быстрым шагом прошел дальше к автостоянке. Мне было жутковато. Под одиноким фонарем стоял мой одинокий автомобиль. Его вид показался мне таким странным, как если бы я увидел не этом месте припаркованную летающую тарелку. Машинально я достал ключи, открыл дверь, сел за руль.
Но первое, что я сделал, так это не включил двигатель, чтобы скорее прогреть мотор, а полез в карман за диктофоном.
Я проверил последнюю маунт-вернонскую запись. Ее не было. Я проверил все треки – сегодняшней записи не было. Я проверил работу диктофона на запись. Он работал исправно. Так вот почему Джордж так странно улыбнулся: он стер мою запись! Конечно, с моей стороны было наглой репортерской выходкой – тайком записать чужой разговор. Но зачем он стер запись, если они просто курили трубки?
Я достал свой смартфон, чтобы проверить качество снимков, сделанных из окна особняка. Снимков не было. Фотокамера смартфона была исправна, но последних трех снимков не было!
Это смутило меня еще больше. У меня даже возникло желание вернуться и устроить скандал организаторам этой вечеринки, если, конечно, они еще были в доме. Но чтобы я им сказал? Что они стерли мою аудиозапись? Что я исподтишка сделал снимки, а их нет? Какие у меня были доказательства? Я решил, что не стоит выставлять себя на посмешище. Если с диктофоном все были примерно ясно, то с фотокамерой смартфона пока не очень. Неужели я второпях просто плохо нажал на сенсорную кнопку?
В этих раздумьях я быстро доехал до дома. У въезда в наш гараж стояла машина гостей. Мне не очень хотелось сейчас кого-либо видеть. Я попытался незамеченным подняться по лестнице в прихожей к себе в кабинет на второй этаж. Но из гостиной меня остановила вопросом жена:
– Ужинать ты, конечно, не будешь?
Я кивнул.
– Тогда наливай себе вина и присоединяйся. У нас тут «вечер в Останкино».
За годы жизни в Америке Наташа не переставала смотреть программы на русском. Она считала, что это помогает сохранить родной язык. Иногда я составлял ей кампанию. Но только, если в передачах не было политики.
Зайдя в гостиную, я поздоровался. У нас в гостях была подруга жены, Кристина, и ее американский муж, Грэг.
– А Грэга переводят в Москву, – гордо сообщила Кристина, которая уже давно хотела вернуться жить в Россию.
– Поздравляю.
– Дали месяц, чтобы он начал бегло говорить по-русски.
– Хорошо, хоть не по-китайски!
– Сказали, надо больше смотреть российских телепрограмм.
– Тогда начинайте с новостей. Так проще, – посоветовал я.
– Мы пробовали. Но больше пяти минут их не выдерживаешь. А потом Грэгу сказали на работе, что нужен живой русский, на котором говорят нормальные люди, а не политики.
– Ну, тогда общайтесь с нами. Зачем вам телевизор?
– А вот зачем, – торжествующе сказала моя жена. – Мы как раз нашли новое реалити-шоу.
Я поморщился. Я не любил реалити-шоу почти так же, как и политические программы: по уровню примитивизма они были примерно на одном уровне.
– Еще один американский сэконд-хэнд?
– Как раз наоборот. В Штатах уже закупили права на трансляцию, а Голливуд даже собирается снимать сериал.