Кроме того, цвет платья замечательно оттенял белоснежную кожу Екатерины Павловны, и от ее сияния переводчику захотелось зажмуриться. Женщины в его мусульманской стране могли выглядеть столь обольстительно лишь перед мужем. В другом случае это сочли бы преступлением против нравственности, за которое по законам шариата полагается наказание — тридцать ударов плетью.
Заикаясь от волнения, Игарри рассказал о старинной керамике и вручил коробку с подарком. Улыбнувшись, княгиня ее открыла. Обожженная до черно-коричневого цвета глина, расписанная завитками растительного орнамента, показалась переводчику примитивной вещью в тонких пальцах Екатерины Павловны. Но он ошибся: вазы княгине понравились. Она сказала, что они будут хорошо гармонировать с предметами из китайского сервиза в ее будуаре.
Затем раздался бодрый голос Багратиона. Князь приветствовал переводчика на фарси. Игарри обернулся и невольно сделал шаг назад. В магазине он видел Петра Ивановича в обычной, ничем не примечательной цивильной одежде. Теперь перед ним предстал военачальник во всей красе парадного генеральского мундира. Золотые эполеты, богатое шитье золотом на красном воротнике и обшлагах, золотые же пуговицы, кресты и звезды орденов высших степеней — все это смотрелось на темно-зеленом сукне мундира очень эффектно.
Заметив растерянность переводчика, Багратион дружески ему улыбнулся:
— Вижу, вы удивлены.
— Да, немного, — признался перс, будучи в замешательстве.
— Здесь я в отпуске. А служу в Российской императорской армии.
— В каком чине?
— Генерал от инфантерии. До весны я командовал Молдавской армией на Дунае. Мы сражались с турками.
— О, я читал об этом в парижских газетах, — почтительно произнес Игарри. — Значит, вы — тот самый храбрый генерал Багратион? Они без конца хвалили вас, князь.
— Французским комплиментам я не придаю большого значения, — заметил Петр Иванович.
— Почему?
— Лукавые они люди. Хотя сейчас являются нашими союзниками.
— Нашими — тоже, — сообщил ему сын серхенга Резы.
— Неужели вы доверяете им до конца?
— Нет, — признался Игарри.
— И правильно делаете, дорогой мой!
Генерал употребил распространенное в Персии обращение: «азизам». Так могут говорить друг другу только равные — равным: члены большой дружной семьи, добрые соседи, сослуживцы, которых связывают многолетние отношения. Переводчик был польщен. Это устанавливало некие не совсем официальные отношения между ним, скромным сотрудником дипломатической миссии, и полководцем, чья слава гремела по Европе.
Княгиня Багратион устраивала у себя не только музыкальные, но и литературные вечера. Все зависело от того, кто выступал почетным гостем в ее салоне. На сей раз таковая роль выпала известной французской писательнице, баронессе Анне-Луизе де Сталь-Голштейн, или просто — «мадам де Сталь». Она приехала в Вену буквально на две недели ради издания здесь ее последней документальной книги «О Германии».
Пышнотелая дама лет сорока пяти, смуглолицая, с карими глазами и черными вьющимися волосами, красотой отнюдь не блистала. Однако текст, который она сейчас читала вслух, звучал увлекательно и свежо. Мадам де Сталь превосходно владела пером, была наблюдательным и остроумным публицистом. В ее книге описывалась не только жизнь немцев в Веймаре и Мюнхене, куда ей пришлось эмигрировать после прихода Наполеона к власти. В ней нашли воплощение также актуальные мысли о национальном и наднациональном в сознании европейцев.
То, что женщина может освоить грамоту, Игарри допускал. В Персии крайне редко, но все же встречались подобные особы в семьях придворных Фетх-Али-шаха. Совершенно невероятным ему казалось другое — способность мадам де Сталь самостоятельно складывать слова в предложения, а предложения — в текст, логичный, последовательно развивающий идею, несущий в себе убедительные ее доказательства.
Разве это — не прерогатива высшего существа на Земле, то есть мужчины? Разве доступны домашним животным особого рода — именно в такое положение законы шариата ставят женщин на Востоке — высоты отвлеченного мышления? Ведь Коран утверждает, будто женщина создана Аллахом для единственной цели: удовлетворять физиологические потребности своего господина, рожать ему наследников, быть его безгласной, покорной рабой.
Коренные принципы ислама, начни переводчик рассказывать о них здесь, наверняка показались бы просвещенным гостям Екатерины Павловны нелепыми, даже смешными. Они — из темного Средневековья, давно пережитого европейцами. Игарри уже чувствовал огромную разницу между двумя мирами и отдавал предпочтение яркой, разнообразной, сверкающей тысячами граней жизни в Европе.
Анна-Луиза де Сталь-Голштейн читала главу из своей книги минут сорок. Когда она закончила, раздались аплодисменты: игра ума восхищает не меньше, чем виртуозное владение музыкальными инструментами.
При обсуждении книги гости легко перешли к политическим новостям из Франции. Писательница призналась, что отправила книгу «О Германии» Наполеону в подарок, но император, не читая, приказал ее сжечь, автора же по-прежнему не пускать на территорию страны.