Тайна гибели адмирала Макарова

- Верно, и администратор толковый. Мы договорились, он отдал приказ, тут же две бригады с мастерами были составлены и отправлены. Но всех нужных специалистов не нашлось, я снесся с Путиловским - там кисло: да мы не можем отпустить мастеровых по пушкам и снарядам, у нас большие заказы артиллерийского ведомства... Поехал сам в правление завода, вызвали инженеров из пушечной мастерской - тоже руками разводят. И тут, вообразите, молодой человек один горячо выступает "за", я даже фамилию запомнил Рутенберг, еврей или выкрест, а такой патриот оказался.

- Не иначе как в деньгах заинтересован, - засмеялся Васильев, - только вот вопрос - наших или японских?

- Помилуйте, голубчик, при чем тут японцы. Но в конце концов убедил я дирекцию две дюжины лучших специалистов послать. Так и порешили. Тот же Рутенберг вызвался их отобрать и снарядить.

Раздались частые паровозные гудки.

- Пошли в вагон, - сказал Макаров, - сейчас начнут состав расцеплять.

На вагонах, в которых ехали питерские мастеровые, красовалась надпись: "40 человек, 8 лошадей". То были новейшие вагоны для воинских перевозок. Для солдат - нижние и верхние нары, спали по десять человек в ряд на соломенных матрацах, не просторно, однако отдохнуть можно. В центре печка, а у стены против раздвижной двери - параша. Ну, а лошади помещались по четыре в ряд, восемь конников спали на сене вместе с ними, как придется.

...Синеглазый рабочий с Путиловского лежал с открытыми глазами на верхних нарах. Несмотря на молодость он пользовался большим авторитетом среди своих товарищей. Выделялся он уже тем, что не пил и не сквернословил. Ну неверно, что пьянствовали все пролетарии, далеко не так. Но вот отвратительная ругань, как марево, висела над рабочими кварталами.

В те поры между рабочими и крестьянами отношения часто выяснялись с помощью кулаков. Зазорным это не считалось, а жалобы к мировому судье за разбитый нос или выбитые зубы общественное мнение осуждало: мужское, дескать, дело, чего там... Но лихих и крепких драчунов молчаливо уважали. В пушечной мастерской работал кузнец, роста среднего, а в плечах - истинно косая сажень, кулаки что арбузы. Был он горяч, особенно во хмелю, руки распускал охотно, спорить с ним тогда решались немногие.

Как-то на долгой стоянке развели костер, поели, некоторые выпили. Кузнец стал приставать к синеглазому слесарю, чтобы тот с ним выпил. Он вежливо, но твердо отказался. Оскорбившись, кузнец тряхнул его за рубаху, пуговицы отлетели разом. Синеглазый вывернулся и каким-то необычным движением своих не очень уж больших кулаков разом привел кузнеца в чувство. Сплюнув кровь, тот отошел, ругаясь. Потом ребята спрашивали синеглазого, как он научился так ловко драться, тот отвечал шутками.

Рядом с ним на нарах лежал слесарь Алексей, все звали его Алешкой. Был он рыжеват, широкоплеч, весел и прост. Трудяга умелый, он недавно стал напарником синеглазого и, хоть старше годами, очень того слушался, как будто тот был старшим. В долгой поездке времени было много, и Алешка часто приставал к товарищу с расспросами. Тот отвечал терпеливо и охотно, никак не подчеркивал своего превосходства. Вот и сейчас Алешка вдруг спросил:

- Я вот в деревне часто дрался, когда ходили стенка на стенку, но ты же городской, отчего так ловок в этом деле, кто тебя научил?

- Да просто занимался спортом, есть такое соревнование - бокс, англичане придумали, тот же кулачный бой, но без мордобития, в перчатках, и ниже пояса никак нельзя.

- Перчатки - это для бар, которые шибко грамотные.

- Не все баре, кто грамотен, - мягко поправил синеглазый.

- Так, вестимо, - охотно согласился Алешка, но опять спросил: - Откуда мне, к примеру, этим спортом заняться, где монету взять?

- А ты в кабак пореже заглядывай.

- Верно говоришь, да только... - Алешка помолчал, как бы вспоминая что-то, потом сказал: - Вот наш молодой инженер Рутенберг, он с коньками приходит, не раз видел - стальные, на кожаных ботинках, идет поверх наших голов глядит, иудей.

- Люди делятся не по народности, а на пролетариев и буржуев, я тебе много раз говорил.

- Так ведь он-то и есть буржуй! Ручки в перчатках, воротничок беленький.

- Я тоже люблю перчатки и чистую одежду, а что в том худого, или я буржуй?

- Да нет, - простодушно смеялся Алешка, - какой ты буржуй! Но господское добро любишь, у тебя вот и сумка чудная какая-то! - И он кивнул затылком в сторону их общего изголовья.

Там под соломенной подушкой стоял саквояж, взятый перед отъездом из Петербурга. Синеглазый как будто не слышал последних слов Алешки, так же лежал, заложив руки под голову.

- Свертки хранишь какие-то бумажные, - весело болтал Алешка, - запасы, что ли?

- Запасы, - улыбнулся синеглазый, - в Артуре пригодятся.

- Еда, что ли?

- Для кого как, - перестал улыбаться синеглазый. - Давай сперва до Артура доедем. Ну, пора спать...

Из дневника Макарова Вадима Степановича (лейтенант флотилии Северного Ледовитого океана,

командир миноносца "Грозный", двадцать семь лет от роду).