По мере того как проходило время, ситуация, возникшая сразу после выстрела Мартынова, все более обрастала душераздирающими подробностями. Так, писарь комендантского управления К. Карпов рассказывал журналисту С. Филиппову: «Дождь хлестал, как из ведра; тяжелые серые облака ползли по небу, закутали вершину Машука и почти совсем скрыли из глаз трехголового Бештау… Около великого мертвеца стояла понурая кучка людей – все товарищи почившего. Бледные перепуганные лица истомились и ожиданием, и непогодой, не говоря уже о случившемся. То, что еще недавно носило имя Лермонтова, лежало безжизненной массой, прикрытое от дождя шинелью…»
Недалеко от писаря ушел и профессор П. Висковатов: «В смерть не верилось. Как растерянные, стояли вокруг павшего, на устах которого продолжала играть улыбка презрения. Глебов сел на землю и положил голову поэта к себе на колени. Тело быстро холодело… Васильчиков уехал за доктором; Мартынов – доложить коменданту о случившемся и отдать себя в руки правосудия…»
Другой биограф поэта, П. Мартьянов, не преминул съязвить по поводу этих писаний соперника, основанных на воспоминаниях Васильчикова: «Как это все прекрасно, чувствительно и человечно! Целая эпопея доблестей. Товарищи окружают труп поэта под грозой и страшным ливнем, голова его покоится у одного из них на коленях, соперник, совершив земной поклон убитому, спешит отдаться в руки правосудия, один секундант скачет за доктором (к мертвецу), другой – за экипажем и, ничего не найдя, возвращаются и сидят вокруг тела, пока не прибывает телега, посланная полицией, и на ней они везут его на квартиру. Какая преданность! какое самоотвержение! Сотни тысяч людей прочитали эту эпопею и умилялись над нею. И что же вдруг оказывается? Во всей этой Ксандриаде нет ни слова правды! Тело поэта (а может быть, он был еще и жив?) было брошено, друзья ускакали, к коменданту явился не Мартынов, а Глебов, и тело привезли в город не товарищи, а слуги…»
Действительно, заглянув в воспоминания Васильчикова, увидим, что немногие крупицы правды в них обильно разбавлены выдумкой:
«Хотя признаки жизни уже видимо исчезли, но мы решили позвать доктора. По предварительному нашему приглашению присутствовать при дуэли доктора, к которым мы обращались, все наотрез отказались. Я поскакал верхом в Пятигорск, заезжал к двум господам медикам, но получил такой же ответ, что на место поединка по случаю дурной погоды (шел проливной дождь) они ехать не могут, а приедут на квартиру, когда привезут раненого.
Когда я возвратился, Лермонтов уже мертвый лежал на том же месте, где упал; около него Столыпин, Глебов и Трубецкой. Мартынов уехал прямо к коменданту объявить о дуэли.
Черная туча, медленно поднимавшаяся на горизонте, разразилась страшной грозой, и перекаты грома пели вечную память новопреставленному рабу Михаилу.
Столыпин и Глебов уехали в Пятигорск, чтобы распорядиться перевозкой тела, а меня с Трубецким оставили при убитом. Как теперь, помню странный эпизод этого рокового вечера; наше сидение в поле при трупе Лермонтова продолжалось очень долго, потому что извозчики, следуя примеру храбрости гг. докторов, тоже отказались один за другим ехать для перевозки тела убитого. Наступила ночь, ливень не прекращался… Вдруг мы услышали дальний топот лошадей по той же тропинке, где лежало тело, и, чтобы оттащить его в сторону, хотели его приподнять; от этого движения, как обыкновенно случается, спертый воздух выступил из груди, но с таким звуком, что нам показалось, что это живой и болезный вздох, и мы несколько минут были уверены, что Лермонтов еще жив».
Правдой здесь является лишь то, что и сам Васильчиков, и Мартынов сразу же, как только увидели, что у Лермонтова «признаки жизни уже видимо исчезли», покинули место дуэли. Покинули явно второпях, Мартынов даже оставил на месте поединка свою черкеску, что лишний раз свидетельствует: дождя во время дуэли не было – иначе не забыл бы надеть.
Не вызывают сомнения и объявленные ими остающемуся у тела Глебову мотивы столь поспешного отъезда: Васильчиков заявил, что едет за доктором, Мартынов – чтобы сообщить коменданту о дуэли. Но ни тот ни другой этого не сделали. Мы знаем, что коменданту о дуэли сообщил позднее сам Глебов. Васильчиков – возможно, и поездив по городу – вернулся к себе на квартиру.
Все остальное в этом рассказе – выдумка. Неправда, что там находились Столыпин и Трубецкой. Ведь известно, что у тела погибшего оставался один Глебов. Во-первых, именно он был секундантом Лермонтова и, конечно же, считал своим долгом не оставлять его. Во-вторых, на этот счет имеется свидетельство Эмилии Шан-Гирей, беседовавшей с ним. Да и Раевский отмечает, что сначала с места дуэли вернулись Мартынов с Васильчиковам, а Глебов приехал позже.