А если прислушаться к словам Арнольди о том, что недоразумение с князем произошло из-за «сестер какого-то приезжего военного доктора сомнительной репутации», то становится вполне вероятно, что отказ допустить их на праздник был вообще коллективным решением, и Голицын обиделся на молодежь вообще, а не конкретно на Лермонтова. И конечно, никакого «противостояния балов» не было и быть не могло. В любом случае 15 июля Голицын собирался отметить день своих именин, никак не связывая с молодежным вечером у Грота Дианы свой бал в Казенном саду, который был намечен заранее – ведь нужно было построить для него грандиозный павильон, украсить его, запасти продукты и напитки, а на это требовалось немало времени.
Наконец, как совершенно справедливо отмечает современный лермонтовед В. А. Захаров, «никто из современников ни слова не сказал о том, что после бала у Лермонтова появились недоброжелатели. Впервые о „тайных недругах“ поэта рассказал Висковатый. Этот первый биограф, к сожалению, пытался внести в биографию Лермонтова некий детективный сюжет с интригами и заговорами».
Правда, «очищая» бал от врагов Лермонтова, В. А. Захаров тут же «нагружает» его встречей поэта с его приятелем П. А. Гвоздевым, которая состоялась вроде бы именно тогда, 8 июля,
Встреча действительно была – о ней, со слов Гвоздева, рассказывает однокашник Лермонтова по юнкерскому училищу А. Меринский. Называет он и число, когда она произошла, – 8 июля. Но тогда получается, что либо бал состоялся в другой день, либо Лермонтов в разгар праздника, бросив друзей и гостей, отправился в одиночестве бродить по бульвару. И то и другое вряд ли возможно. Скорее всего, Меринский, писавший воспоминания почти двадцать лет спустя, просто перепутал даты. Конечно же, встреча с Гвоздевым во время бала произойти не могла. И в обстановке веселого праздника поэта едва ли томили предчувствия.
Владели им тогда совсем иные чувства. И совсем по-иному вписывался праздник в его судьбу. Вспомним о том, что незадолго до этого в Пятигорск вернулся Николай Мартынов. Его появление в доме Верзилиных привлекло внимание прекрасной Эмилии, которая до той поры отдавала предпочтение Лермонтову. «Перемена фронта» – о ней мы знаем от квартирного хозяина поэта, В. И. Чилаева, – испортила их отношения. Лермонтов явно стал бывать у Верзилиных реже, находя другие способы проводить время. Он больше стал встречаться с друзьями и приятелями, решил больше уделять внимания чтению (вспомним высказанную именно тогда его просьбу к бабушке – прислать собрание сочинение Жуковского и полного Байрона на английском языке).
Появились у него и другие симпатии среди особ прекрасного пола. Они, возможно, и подвигли поэта на организацию оригинального бала. В пользу этого говорит запись в дневнике Н. Ф. Туровского: «…в последний месяц явление хорошенькой генеральши Ор[ловой]] с хорошенькими сестрами М[усиными]]-П[ушкиными]] наделало шуму…
Отсюда становится ясно, что к этому времени поэт уже перестал интересоваться прекрасной «Розой Кавказа», и бал, вполне возможно, должен был стать рубежом, который положил бы конец их отношениям. Увы, они все же продолжались и привели Лермонтова вечером 13 июля в дом Верзилиных.
Хроника последних дней
Последнее лето Лермонтова предстает и в воспоминаниях современников, и в биографических сочинениях последующих лет как некий временной монолит, характерный на всем своем протяжении одинаковыми занятиями Михаила Юрьевича, его общением с одними и теми же людьми и очень немногочисленными событиями. Скудная хронология, отражающая пребывание поэта в Пятигорске, насчитывает обычно не более полутора десятков дат. Главное место среди них занимают дни подачи и получения бумаг, связанных с незаконным пребыванием поэта на курорте, указания на литературные события в столице, касающиеся Лермонтова. Из фактов его пятигорской жизни встречаем лишь упоминания о двух-трех встречах со знакомыми, о покупке билетов на ванны и, конечно, о бале у Грота Дианы, вечере у Верзилиных 13 июля и дуэли.