Тайна гибели Марины Цветаевой

Жена Родзевича (он женился на Марии Сергеевне Булгаковой, дочери известного религиозного философа) вспоминает: «Однажды мне было очень неприятно найти, уже после нашей свадьбы, в его кармане пламенную призывную записку от нее (Цветаевой. — Л.П.). Она всегда так поступала». Можно себе представить, каково было Марии (Муне) Булгаковой в 1928 году, когда была опубликована «Попытка ревности», прочитать такие, обращенные к Родзевичу, строки: «После мраморов Каррары / Как живется вам с трухой / Гипсовой?..» Разойдясь с Родзевичем, Муна Булгакова — в отличие от Цветаевой — всегда отзывалась о нем очень плохо («не завидую тем другим!»).

На вопрос исследовательницы творчества Цветаевой М.В. Лосской, встречался ли он с Цветаевой в Париже, Родзевич ответил так «Марина сохранила ко мне не только дружеское, но и какое-то другое чувство. Мы встречались. Она была рада, но ей было больно».

А. Саакянц удалось найти драгоценную реликвию — оттиск «Поэмы Горы» в картонной обложке. На первой странице — засушенный красный цветок, внутри вклеены мелкие лиловые цветочки, на обратной стороне — увеличенный снимок Марины Цветаевой. И надпись: «…Милые спутники, делившие с нами ночлег! / Версты, и версты, и черствый хлеб. М.Ц. Вандея, сентябрь 1926 года. Дорогому Родзевичу — первую книгу «Верст». («Версты» — журнал, где была напечатана «Поэма Горы». Об этом журнале — подробный разговор впереди.)

Долгие годы Цветаева будет говорить, что пожертвовала собой, потому что не могла оставить Сергея Яковлевича, не могла построить свое счастье на несчастье близких (Аля обожала отца). Это правда лишь отчасти. Теперь, когда опубликованы письма к Родзевичу и записаны его воспоминания, мы знаем, что он вовсе не жаждал соединиться с Цветаевой узами брака. Но и это не вся правда. Вся правда, во всей ее полноте и глубине и, если угодно, даже в бытовых деталях, — в «Поэме Горы» и «Поэме Конца». Никакие «жизненные подстрочники» не могут объяснить все. Поэтический итог этого краткого, сладкого (и одновременно горького) романа — лучшее, что создано в русской любовной лирике XX столетия.

Про эти поэмы нельзя (неточно) сказать, что они о любви. Скорее о невозможности любви. Это чувство невозможности создается не только словами, но всем строем поэм: ритмом, интонацией, композицией.

Гора, на которой разворачиваются события, — Петршин холм в Праге, любимое место прогулок Цветаевой и Родзевича. (Цветаева называла его Смихов холм.) Но гора не только место действия, но и герой произведения. Это символ высоких чувств, лавины страстей — «верх земли и низ неба». Гора и вторит героям, и знает то, о чем они пока еще смутно догадываются:

Гора горевала, что только грустью
Станет — что ныне и кровь и зной.
Гора говорила, что не отпустит
Нас, не допустит тебя с другой.

Гора горевала, что только дымом
Станет — что ныне: и Мир и Рим.
Гора говорила, что быть с другими
Нам (не завидую тем другим!).
------ —
Звук… Ну как будто бы кто-то просто,
Ну… плачет вблизи?
Гора горевала о том, что врозь нам
Вниз по такой грязи —

В жизнь, про которую знаем все мы:
Сброд — рынок — барак
Еще говорила, что все поэмы
Гор — пишутся — так.

«Поэма Горы» создавалась, когда отношения с Родзевичем еще не были полностью порваны («Гора хватала за полы, / Приказывала: стой!»), «Поэма Конца», как писала Цветаева Пастернаку, — «гора на мне, а я под ней». (А в тексте — «Я не более чем животное, / Кем-то раненное в живот».) Уже первые строки «Поэмы Конца» — о несоизмеримости чувств героя и героини, о фальши, которой не чувствует Он, но которую моментально ловит Она.

В небе ржавее жести.
Перст столба.
Встал на означенном месте,
Как Судьба.

— Без четверти. Исправен?
— Смерть не ждет.
Преувеличенно-плавен
Шляпы взлет.

В каждой реснице — вызов.
Рот сведен.
Преувеличенно-низок
Был поклон.

Без четверти. Точен? —
Голос лгал.
Сердце упало: что с ним?
Мозг: сигнал!

А дальше — о трагическом непонимании (невозможности понимания) между Поэтом и не-Поэтом.