Тайна гибели Сергея Есенина. «Черный человек» из ОГПУ

После XIV съезда РКП(б) и особенно после 1929 года Князева, пропагандиста красного террора и мировой революции, выставили на задворки литературы, против чего он возмущался, кроя на всех углах Сталина. «Ваша судьба, – писал ему в тот период его друг Лелевич, – вызывает во мне целый взрыв возмущения. – И успокаивал: – …Крепись! Классовая и неотделимая от нее историческая справедливость возьмет свое!» По закону нравственного возмездия в 1937 году пришел черед Красному Звонарю отвечать за рифмованные призывы к кровавому насилию и отрицание всего святого.

Теперь, надеемся, понятно, почему в ночь с 28-го на 29 декабря 1925 года Князев сторожил тело Есенина в морге Обуховской больницы на Фонтанке.

Не мог Князев разделять мнения о насильственной смерти поэта. Не для того он был приставлен цепным псом у заледенелого тела. Подпись под элегической балладой («Живший его стихами») насквозь лицемерна. Никогда Князев не преклонялся перед талантом Есенина и близких ему крестьянских поэтов – достаточно прочитать его пышущую ненавистью к ним книжку «Ржаные апостолы…», в которой он «стирает в порошок» Николая Клюева и его собратьев по перу, глумится над Россией и поет дифирамбы кровожадному Интернационалу.

«Все мы труп бесценный охраняем», – пишет странный ночной сиделец.

«С какой целью? – задаем мы резонный вопрос. – Почему на роль сторожа выбран не какой-нибудь служитель прозекторской (здесь работали восемь человек), а заботливо опекаемый партцарьком Зиновьевым преданный ему бард?»

Проверка показала: Князев действительно провел ночь в морге Обуховской больницы, охраняя тело убиенного поэта Есенина.

Какой-то абсурд в стиле Гойи. Он присутствует во всей англетеровской истории: в контрольно-финансовых списках жильцов гостиницы фамилии Есенина нет, но его упорно в нее «поселяют»; ванны в пятом номере нет (сохранилась инвентаризационная опись «Англетера», март 1926 года), но лжеочевидцы «затаскивают» в нее поэта, да еще присочиняют для пущей убедительности скандальный сюжетец с мнимой ванной. Милиционер, вчерашний наборщик солидной типографии, прошедший комиссарскую выучку и сдавший экзамен в секретно-оперативной школе, составляет полуграмотный «акт» и дает его на подпись явно избранным понятым; следственный фотограф почему-то устраняется, а на его месте в злосчастном пятом номере тут как тут придворный кремлевский мастер Моисей Наппельбаум, влюбленный в Свердлова и Дзержинского и так «кстати» пожаловавший из Москвы. Тело поэта еще не остыло, нет еще результата судмедэкспертизы, а ленинградские газеты наперегонки сообщают о самоубийстве, наконец, исчезают многие важнейшие документы есенинского «дела», как будто речь идет о зауряднейшем бомже, а не о великом русском поэте, стихи которого уже при жизни переводились в двадцати странах.

Однако пора давать ответ на поставленный выше недоуменный вопрос, связанный с ночным добровольцем. Василий Князев сторожил тело Есенина по чьему-то прямому приказу, а не по своей воле и душевному порыву (такового у него просто не могло быть). Здесь «темные силы» явно перестарались с подстраховкой: Красному Звонарю надо было бы помалкивать о щекотливом поручении, а он, томимый зудом версификаторства и гонорара, раззвонил на весь Ленинград. Не ошибемся, если предположим, что Князев выполнял в ГПУ роли самого дурного свойства (о его подобной склонности пишет в мемуарах хорошо его знавший по работе в «Красной газете» литератор А. Лебеденко, приятель К. Федина).

Цель палачей и их порученца в морге Обуховской больницы: не допустить к осмотру тела поэта ни одного человека, ибо, повторяем, сразу же обнаружились бы страшные побои и – не исключено – отсутствие следов судмедэкспертного вскрытия. Поставленную перед ним кощунственную задачу негодяй выполнил – не случайно в 1926 году его печатали, как никогда. Иуда щедро получал свои заработанные на крови сребреники. Другое объяснение странного дежурства в мертвецкой стихотворца-зиновьевца трудно найти.

По почте Красному Звонарю пришла следующая эпиграмма с примечательной анонимной подписью:

Циничен, подл, нахален, пьян
Средь подлецов, убийц и воров
Был до сих пор один Демьян —
Ефим Лакеевич Придворов.

Но вот как раз в Великий пост

Из самых недр зловонной грязи
Встает еще один прохвост —
«Поэт шпаны» – Василий Князев.

Не Есенин

Вероятно, подпись не случайна. Аноним, может быть, что-то знал о кощунственном задании Князева в мертвецкой Обуховской больницы.

В 1937 году Красного Звонаря расстреляли по статье 58–10. Реабилитирован в 1992 году. Жаль, что тогда расхожая формула «антисоветская пропаганда» не комментировалась. Он всю жизнь был ярым советским пропагандистом, только в Кремле хотел видеть не диктатора Сталина и его окружение, а Троцкого, Каменева, Зиновьева и им подобных.