Тайна Голубого поезда

Ее удивило то, что за столиком она оказалась вместе с той самой женщиной, которая была ее соседкой в пульмановском вагоне. Обе женщины тепло улыбнулись друг другу.

– Какое совпадение! – сказала миссис Кеттеринг.

– Действительно, – ответила Катарин, – но обычно так и бывает.

Официант появился перед ними с той стремительностью, которую так ценит Интернациональная транспортная компания, и поставил перед ними две тарелки с супом. Когда суп сменил нежный омлет, женщины уже дружески беседовали.

– Господи, как хочется оказаться там, где солнце, – вздохнула Руфь.

– Уверена, это необыкновенное ощущение.

– Вы хорошо знаете Ривьеру?

– Нет, это моя первая поездка.

– Удивительно.

– А вы, наверное, ездите туда каждый год?

– Практически. Январь и февраль в Лондоне ужасны.

– Я жила в деревне. Там это тоже не слишком приятные месяцы. Грязь и слякоть.

– Почему вы решили поехать сейчас?

– Деньги, – ответила Катарин. – В течение десяти лет у меня, едва хватало их, чтобы купить удобные туфли, а теперь я получила большое наследство, хотя для вас оно, наверное, совсем не большое.

– Удивительно, что вы так говорите. Неужели это так заметно?

Катарин засмеялась.

– Я не знаю наверняка. Я сужу по внешнему впечатлению. Когда я вас увидела, то подумала, что вы – одна из самых богатых женщин в мире. Возможно, я ошиблась.

– Нет, вы не ошиблись. – Внезапно Руфь помрачнела. – А не могли бы вы рассказать, что. вы вообще обо мне думаете? – О, пожалуйста! – Руфь прервала ее возражения. – Оставьте условности. Мне это необходимо. Когда мы отъехали от вокзала, я посмотрела на вас и мне показалось… вы понимаете, что со мной происходит.

– Уверяю вас, я не умею читать в душах. – Катарин улыбнулась.

– Нет, нет, скажите мне, пожалуйста, о чем вы подумали.

Руфь была столь настойчивой, что Катарин сдалась.

– Хорошо, если хотите, я скажу вам. Я подумала, что вы в сильном душевном смятении, и мне стало вас жаль.

– Вы правы, вы совершенно правы. Я в ужасной тревоге. Я… я хочу рассказать вам, если позволите…

– О, дорогая… – И тут Катарин подумала: «Как однообразен мир! Люди делились со мной своими бедами в Сент Мэри Мед, и вот опять то же самое, хотя я не хочу ничего знать об этом».

Но она только вежливо промолвила:

– Расскажите.

Руфь допила кофе, встала и, не обращая внимания на то, что Катарин к кофе еще и не приступала, сказала:

– Пойдемте ко мне.

Это были два одноместных купе, соединенных общей дверью. В одном из них сидела, держа на коленях большую сафьяновую шкатулку с инициалами «Р.В.К.», худенькая служанка, которую Катарин заметила еще на вокзале. Миссис Кеттеринг закрыла дверь, соединяющую два купе, и села. Катарин присела рядом.

– Я волнуюсь. Не знаю, что делать. Есть мужчина, который мне нравится, очень нравится. Мы познакомились, когда оба были молоды, но тогда нас насильно разлучили. Теперь мы снова встретились.

– Да?

– Я… я еду к нему. О, я уверена, вы скажете, что это плохо, но вы не знаете моих обстоятельств. Мой муж невыносим. Он так мучает меня!

– Да, – снова произнесла Катарин.

– Мне очень скверно. Я обманула отца, это он провожал меня сегодня. Он хочет, чтобы я разошлась с мужем, и, конечно, даже не подозревает, что я еду на встречу с другим мужчиной. Он бы назвал это фантастической глупостью.

– А вы так не думаете?

– Я полагаю, что так оно и есть. – Руфь Кеттеринг посмотрела на свои руки, которые слегка дрожали. – Но пути назад у меня уже нет.

– Почему же?

– Я… мы договорились, и это будет ударом для него.

– Вы же не верите в это, – твердо сказала Катарин. – Мужчины гораздо крепче, чем это кажется.

– Он подумает, что я струсила, что я не в состоянии выполнить обещание.

– Мне кажется, вы делаете ужасную глупость и прекрасно понимаете это.

Руфь Кеттеринг прижала ладони к лицу.

– Не знаю, не знаю. С тай минуты, как мы отъехали от «Виктории», я не могу избавиться от ужасных предчувствий: что-то надвигается, и я не могу этого избежать.

– Не думайте об этом, постарайтесь взять себя в руки. Вы можете послать отцу телеграмму из Парижа, и он немедленно приедет.

Лицо Руфи просветлело.

– Да, так я и сделаю. Дорогой старый дад! Странно, но до нынешнего дня я не понимала, как сильно люблю его. – Она выпрямилась и вытерла слезы носовым платком. – Я была такой дурой. Спасибо, что дали мне выговориться. Не знаю, что со мной, отчего я в таком истеричном состоянии… Но теперь мне легче. Думаю, мне и впрямь надо было выговориться. Теперь я даже представить себе не могу, отчего так идиотски вела себя. – Она встала.

Катарин тоже встала.

– Рада, что вам легче. – Катарин старалась придать своему тону официальность. Она слишком хорошо знала, что бывает с человеком после того, как он слишком разоткровенничается, и мягко добавила: – Я должна идти в свое купе.