Тайна горы Крутой

Семен осуждал безрассудный поступок голубятников. По твердому взгляду и нахмуренным бровям было видно, что начальник лагеря сердится. Перед Новостроем Семен замолчал и насупился. Молчал он на станции, когда в потоке пассажиров шагали они к троллейбусной остановке, молчал и в троллейбусе, покачиваясь на мягком сиденье, а подъезжая к городу, еще суровее сдвинул густые черные брови. С трепетом вошел Тима во двор. Там было пусто. Торопливо подбежал к дверям фабрики и, отворив двери, предстал перед ребятами. Лицо его, до этого встревоженное, прояснилось, как у именинника, получившего хороший подарок. За Тимой, заслоняя широкими плечами проход, улыбался радостно и взволнованно начальник лагеря.

— Тимка! Семен! Ур-а-а! Нашелся.

Коля Хлебников бросился навстречу. Вася крикнул: «Смирно!», но в гаме команда затерялась…

Тима отыскивал глазами скуластую физиономию друга, но его в штабе не было.

— А Юлька где? Он дома?

— Только что здесь был, — ответил Вася и огляделся. — Сейчас только рядом со мной стоял. Опять исчез. Опять элемент внезапности! Юлька! Люся, посмотри, где он скрывается.

Ребята засыпали Тиму вопросами. Звеньевой едва поспевал отвечать на них. В штаб возвратилась Люся. Юлю она не нашла ни дома, ни в голубятне.

— Убежал куда-то, — заявила она уверенно.

И тут перед ребятами неожиданно появилась нескладная фигура. Веснушчатая физиономия сияла:

— Что, нашли? Эх-х, вы… Тимка, а Мраморный-то погиб. Записку твою на Крутой нашли, у Иглы… А я ждал, ждал… Передумал разное… Волновался сильно… Ведь могло все случиться. Ну, рассказывай про Лапина. Как он?

— Я, ребята, ошибся. Это не тот Лапин.

— Как не тот? — испуганно спросил Коля Хлебников.

Тима рассказал ребятам печальную историю с ошибкой.

— Ты не огорчайся, — грустным голосом успокоил его Вася. — Мы без тебя три письма получили. Тоже нет.

— Пионер Лапин? Награжден орденом Ленина!

— Все равно не найдем, я же говорил, — сказал Коля.

— Найдем! Пионер Лапин, как мы. Храбрый, как тот, наш, что на скале писал!

— Этот тоже наш, — поправила Люся.

— Опять ты против. Я говорю, который воевал у нас против колчаковцев. А этот пионер в Белоруссии — с фашистами.

Вбежал Ванюшка.

— Ребята, Сеня с Павликовым папой разговаривает, — сообщил он.

Володя достал с полки чертеж ракеты и развернул его перед Тимой.

— Как члена конструкторского бюро, — начал он торжественно, — я тебя, Тима, извещаю, что это, это и это, — он показал пальцем, — делаешь ты. Новая конструкция! Полетит обязательно!

— Хвостатая?

— Крылатая! Папа теперь помогает, уже лекция была.

— Все это очень хорошо, — протянул Коля, — только вот с Лапиным…

— А Павлик? — спросила Люся. — Он ведь в Малахите! А Малахит — второй город по списку из музея.

— Да, Павка! Ведь Павка еще!

А в это время Павлик подъезжал к Новострою. Только, подъезжал он не с запада, как Семен с Тимой, а с востока. Поезд покатился по предместьям города. Павка стоял в тамбуре и смотрел на белые корпуса гидростанции, на плотину, загородившую бетонной грудью путь бурному Варгану, на Крутую. Часто колотилось сердце. Вот ведь всегда волнуешься, когда приближаешься к родному городу. И знаешь, что не встретят тебя на вокзале без телеграммы, которую забыл отправить, а волнуешься все равно.

Поезд подошел к перрону. Остановился. Шумной толпой хлынули к вагонам встречающие. В многоголосом гуле захлебнулся чей-то радостный крик. Поцелуи, взволнованные взгляды, рукопожатия. А Павка стоял одиноко в тамбуре, и хотелось ему, ой как хотелось, чтобы и его кто-нибудь встречал.

Родные места!..

Хорошая остановка «Рабочий городок». Скамеечки у газона с цветами. Если ждешь трамвай — садись, отдохни. Приехал — иди в любую сторону вдоль газона, вдыхай аромат резеды, левкоев, душистого табака. Эти цветы посадили ребята из звена Лени Дерябина, пионеры лагеря, во дворе рабочего поселка.

Павлик шагал по асфальту к воротам и смотрел на цветы, скамеечки, на прохожих. Подобрал с тротуара бумажку, бросил в урну и вошел в родной двор. Заметил на площадке ребят: Васю, Тиму, Юлю, Люсю, Володю, Нюшу… и подбежал к ним, легко переставляя чуть косолапые ноги.

— Павка! — крикнул Юля. — Павка! Эх ты, толстяк!

Ребята толпой устремились к Павлику. Окружили его и всего затискали в радостных объятиях. А возле мачты стоял радостный Семен.

И хорошая счастливая улыбка расплывалась все шире и шире по его загорелому довольному лицу.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ ПЕРЕД ЛИЦОМ ДРУЖИНЫ