Тайна горы

— Чёрт! — крикнул Реммер, потому что тяжёлый камень, зацепившись острым углом за тонкий ремешок фляги, потянул Реммера вниз. Ремень оборвался, и камень с флягой бухнул где-то далеко внизу.

— Жалко, — сказал Реммер, — там у меня было горячее какао…

— Теперь простынет, — пошутил Баратов.

— Нет, у меня термос выдерживает температуру приблизительно до полутора суток.

По пути обратно Баратов подстрелил жирную утку, и оба долго возились, очищая и зажаривая её на сыром деревянном вертеле.

— Когда повернём обратно? — спросил Баратов. — Завтра?

— Да, утром.

— Утром… — в раздумье протянул Фёдор, — ну что же, можно и утром.

Он помолчал немного, потом добавил:

— Виктор, а ведь правда, странная какая-то гора?

— Чем?

— Так… Вся изрезанная, какие-то провалы, где-то под землёй вода шумит… Я ночью проснулся, и мне показалось, точно над ней зарево какое-то… Так, чуть видно… Будто бы огонь в середине её.

— Откуда тут быть огню? Это заря, должно быть, была, — ответил спокойно Реммер, отрывая зубами мясо от куска зажаренной птицы.

— Виктор! — спросил опять Баратов, перескакивая на новую мысль. — А как ты всё-таки веришь, что Штольц бывший белый офицер? Ведь вот из Киева не подтверждают.

Реммер нахмурился и отбросил обглоданную кость.

— Нет, не подтверждают, а сообщают только, что после стольких лет выяснить почти невозможно. А кроме того, я же тебе говорил, что давно, ещё в Париже, в кабачке «Цыганская жизнь», мне подавал карточку человек, удивительно похожий на Штольца.

— Ну?

— Ну, ничего не «ну»! Тот кабачок эмигрантский, и все официанты в нём — бывшие офицеры.

Он подумал, потом добавил:

— Теперь ящик взломан. Штольц давно знает, что я собираю о нём сведения. В ящике был нарочно оставлен черновик моего письма, в котором я писал, что подозрения относительно Штольца были ни на чём не основаны и что была ошибка.

— И он теперь успокоится?

— Конечно. И мне будет легче следить дальше…

Легли спать. Во сне Реммер видел Веру, потом видел оставленного дома дога, потом опять Веру. «Вера, сыграй мне что-нибудь!» — попросил он. Она села и, к его большому удивлению, заиграла ему какой-то военный сигнал.

Но огромный муравей, пробравшись под рубаху, больно укусил Реммера. Он заворочался и открыл глаза.

Было темно. Реммер отряхнул рубаху, потом насторожился.

«Что такое, — подумал он, — разве это не во сне я слышал?»

Вышел и прислушался.

Ему показалось, что кто-то далеко-далеко, за изгибами ушедших в серую утреннюю мглу скал, играет на медной трубе красноармейскую зорю — сигнал тихий, мелодичный и умирающий в туманах, молчаливым кольцом охвативших горы.

«Что такое? — подумал он. — Неужели Фёдор позапрошлую ночь был прав?»

Он разбудил Баратова, они быстро вскинули винтовки и исчезли в тумане, направляясь на странный сигнал.

Долго рыскали по горам Реммер и Баратов. Долго и тщательно обшаривали все закоулки и уступы ущелья, но нигде никого не было.

Через несколько часов безрезультатных поисков перевалили через трудно проходимую скалу и пошли по другой стороне ската, рассуждая: что бы это такое всё слышанное утром значило?

Лощина была узенькая, сравнительно удобная для пути, но зато, находясь на дне её, невозможно было определить направление куда идёшь, ибо то она загибала вправо, то резко поворачивала влево, и так всё время.

— Вероятно, мы спустимся к подошве горы с левой стороны, — решил Реммер.

— А стоит ли идти дальше?

— Стоит. Легче спуститься и обойти гору низом, чем подниматься опять вверх.

Вдруг Баратов остановился и быстро наклонился к земле, поднял тонкую обгоревшую спичку. Оба посмотрели друг на друга.

— Кто-то курил…

— Кто, не знаю. Но то, что спичку зажигали ещё совсем недавно, это верно.

Теперь ясно было, что они находятся на правильном пути. И оба зашагали ещё быстрее.

Так в этот день прошли они вёрст двадцать, и когда уже вечерело, когда солнце цеплялось уже за острия вершин, гора резко оборвалась, и они круто спустились в низину, покрытую густым лесом.

У подножия огромной, обрывающейся отвесно скалы они наткнулись на остатки костра с не потухшими ещё угольями.

Волнуясь, они бросились в кусты, рассчитывая найти кого-либо рядом, и сразу же их глазам представилась странная, поразившая их картина.

На земле лежал человек с полузакрытыми, застывающими глазами. Низко наклонившись над ним, стоял на одном колене какой-то мужичок и вливал ему в рот воду.

При виде подошедших сидевший ахнул, хотел было бежать, но Баратов крепко схватил его за плечи и приказал ему остаться.

— Кто ты такой и кто это лежит?..

В первую минуту мужичок молчал, как бы окаменев, потом, приглядевшись к ним, вздохнул, точно радуясь тому, что это были они, а не кто-либо другие, и, показывая на лежащего человека, ответил:

— Я… я-то вятский. А вот двое каких-то приходили и человека ни за что кончили. Я убёг со страха, а потом, когда пришёл, гляжу — человек лежит…

Реммер подошёл к раненому. Глаза у того были всё ещё полуоткрыты, и он молчал. Потом, делая над собою огромное усилие, он гневно забормотал что-то, и розоватой пеной окрасились его губы. Реммер уловил несколько отрывистых бессвязных слов: