Тайна и ложь

— Так, просто.

Отец больше ничего не спросил, и, казалось, он не хотел больше требовать от Ёну никаких обещаний. Водитель время от времени неловко покашливал, должно быть, из-за нависшего в машине тяжелого молчания. Вскоре после выезда на скоростную магистраль отец задремал. Когда они остановились перед шлагбаумом при въезде в Сеул, уже давно стемнело. Водитель машины сбросил скорость, отец открыл глаза и молча поглядывал в сторону длинной вереницы автомобилей, стоявших с включенными красными сигнальными огнями.

— Оттуда недалеко до того места, где погиб твой старший дядя.

— Да.

— Ты знал?

— Нет.

— Ему пришлось много страдать.

— Да.

— Потом ты должен будешь проводить обряд кормления духа дяди. Знаешь об этом?

— Да.

После короткого молчания отец вздохнул, и это был глубокий вздох. Казалось, он выпускал из себя все то, что терпел очень долго.

— Судя по тому, что ты добрался до тех мест, уже не осталось земли, где ты не бывал.

Ёну ничего не ответил. На мгновение возникло лицо отца, покрытое морщинами. Оно осветилось фарами встречного автомобиля и вернулось назад, в темноту.

— Ёну.

— Да.

— Так принято, что мужчина с ранних лет должен думать, как ему жить.

Это были слова, впервые услышанные Ёну ровно двадцать лет назад. Он не мог знать, были эти слова упреком за то, что он до сих пор остался таким же семилетним Ёну, который двадцать лет назад ронял слезы на циновку с вытканными на ней цветами, выслушивая нравоучения, или это были слова глубокого разочарования, потому что нельзя вернуться в прошлое и начать все сначала. Ёну молча смотрел на городские огни, бесконечно проносившиеся за окном машины. В блеске его глаз, казавшихся утомленными, сквозили одиночество и невозмутимость, а также простое согласие человека, расставшегося с чувством опустошенности и безнадежности, продолжать жить дальше.

Каждый раз он убегал из дома если не ночью, то на рассвете, не взяв с собой никаких вещей. В кармане лежало немного денег, украденных дома или взятых в долг у недовольных мальчишек. Когда хотелось убежать, Ёну убегал даже без единого гроша. Он никогда не задумывался, почему так поступает. Отец до сих пор не оставлял это просто так, несколько раз находил его и привозил домой. Пару раз он попадался полицейскому патрулю, его допрашивали как подозреваемого и отпускали благодаря отцу. Но со временем Ёну становился все более ловким, к тому же, стал думать по-своему и больше не был в тех местах, где отец предполагал его найти. Ёну бездумно бродил по прибрежным морским деревням, рынкам маленьких городков и в окрестностях буддийских храмов. На дне его колючих глаз, смотревших вызывающе, прятались страх и тревога, но еще глубже в них осел потерянный грот, в котором не было никакого искреннего желания. Если не считать довольно неряшливого вида, он особо не отличался от того, каким был до побега. Он просто находился в другом месте, и всё.

Убежав из К., Ёну должен был постоянно драться, доказывая городским детям, что он не слабак. В средней школе он получал низкие баллы. Он никогда не сидел за партой в первых рядах, и, сойдясь с компанией мальчишек, днем и ночью шатался по улицам. Если взять во внимание самовольный пропуск уроков, то на более высокие оценки рассчитывать не приходилось. В общем, по определенной классификации, учитывающей объем затраченного труда, оценки вполне соответствовали ученику, в редких случаях не клевавшему носом на уроках. Классная руководительница сказала матери, пришедшей поговорить о переходе сына в школу высшей ступени, что он может поступить в одно из второразрядных учебных заведений, после которого можно попасть в университет. Однако Ёну не сдал экзаменов ни с первой, ни со второй попытки. Он провалился и на вступительных экзаменах в школу третьего разряда, где учатся одни дураки и хулиганы и куда при оплате за обучение зачисляют даже в том случае, если на экзаменационном листе написать только свое имя. Сначала можно было сказать, что ему не везет, но потом в большинстве случаев это происходило умышленно. Характер Ёну был такой, что он грубо сопротивлялся, когда сталкивался с чем-то несправедливым или недоброжелательным. Отец был очень растерян и сердит, и после всего случившегося не знал, что делать. Ёну поступил в новую частную школу высшей ступени какой-то провинции, а потом взял переводные документы и был зачислен в один из сеульских техникумов. Отец понял, что чуда, которое помогло бы Ёну самому поступить в университет, не стоит ждать, и возложил надежды на дополнительный набор учащихся в техникумы, проводившийся зимой. С первого дня учебы в техникуме Ёну прогуливал занятия. А Ёнчжун в том же году поступил на юридический факультет университета, получив стипендию.