Английская пехота численностью в три человека подошла к бывшим зенитчикам и подняла их пинками. Те встали, сразу, как говорится, Hande hoch. Что пленных расстреляют на месте — такого Райнер от англичан не ждал, считая их тоже цивилизованной нацией. Впрочем, репутация британцев в его глазах сильно пострадала, когда их старший, сержант, начал обыскивать пленных в поисках часов. Не найдя таковых, сержант не сильно огорчился — у него и так на руке уже тикало четыре трофейных «котла».
— Не обижайся, пожалуйста, я сейчас одну вещь скажу, — деликатно предупредил меня Райнер и продолжил: — Вот такого я мог ожидать скорее от русских. Англичане-то вроде ж не имели проблем с часами.
Трофейные часы союзников интересовали, но при этом они, что удивительно, даже не обыскали пленных! Хотя в кармане у кого-то из них вполне могла быть спрятана, к примеру, граната.
— А еще англичанин отрезал мне погоны. Как сувенир, что ли. Там были звездочки, по три штуки на каждом, и он, небось, решил, что я офицер! А это просто вместо лычек у нас были звезды.
Когда те англичане брали в плен Райнера с его напарником, они громко ругались, что-то запомнилось — fucking bastards, к примеру. Яркое воспоминание, очень кинематографичное — как потом выяснилось, англосаксы не могут снять кино без этого своего fuck. Еще Райнера поразила мощь союзников — по дорогам катило сколько военной техники, что даже мысль о сопротивлении этой армаде казалась ему абсурдной. Куда уж там! Еще его неприятно удивили предательские белые флаги из простыней, которые свешивались из окон немецких домов. Некрасиво как-то получилось…
Как водится, на колонну пленных вышли пялиться зеваки, которых немало собиралось по обочинам. Причем некоторые смотрели на своих солдат даже и с ненавистью — оттого, что проиграли, или как? — а другие с холодным равнодушием. Еще было обидно видеть, с каким интересом штатские смотрели на победителей. Ну а чего они хотели, солдаты разгромленной армии? Небось, думали, что «крымнаш» — это навсегда! Я тут не столько даже про Судеты и Силезию, где вермахт, типа, защищал немцев, но и буквально про полуостров Крым, тот же какое-то время был под фашистами. И вот Райнер — что совсем не удивительно, да и что еще он мог сказать — чувствовал себя преданным и проданным (verraten und verkauft). Мир, в котором он вырос, рухнул, и это было ужасно — так он это сформулировал. И, конечно, это был удар по психике. Вот еще несколько часов назад ему хотелось жить, он страстно желал спастись — а теперь поведи его на расстрел, он бы только пожал плечами. Райнер еще рассказывал — как и другие воевавшие во Вторую мировую немцы — про болезненное чувство: вот, верили в систему, а оказалось, что их обманули, их использовали. Это чувство у них усилилось, когда пошла информация про концлагеря. Вот теперь не знаешь — верить этому или нет? Слова красивые, да. Но мы-то помним, сколько было внезапно прозревших в 1991-м у нас. Ах, они не знали! Ах, не догадывались! Совсем, что ли, тупые? Или придуривались, чтоб устроиться получше? Слаб человек…
Англичане в какой-то момент всё же додумались обыскать своих пленников — и с любопытством рассматривали найденные артефакты. К примеру, выписку из приказа о пятидневном аресте или повязку со свастикой — это всё было найдено в вещах Райнера. Повязку кто-то из англичан счел своим долгом бросить на землю и потоптать своим ботинком. Что у кого осталось мало-мальски ценного, всё забрали.
Пленных передавали из руки в руки, и на каком-то этапе очередные англичане забрали у них камуфляжные куртки — зачем? Апрель 45-го был довольно холодным, но куда уж тут жаловаться и ныть, после поражения — и тем более после сенсаций про (фашистские) концлагеря. Хорошо у Райнера остался весьма теплый спецовочный комбинезон, в таких артиллеристы чистили стволы орудий.
Когда пленных согнали на ночлег в хлев, они улеглись, прижавшись друг к другу, для тепла, и по очереди рассказывали истории про то, кто как провел свой последний день на войне. Оказалось, что коллеги с соседней батареи решили честно выполнить приказ — и разок пальнули по британскому танку. Так тот в ответ прямым попаданием накрыл противотанковый расчет. Так погибли немецкие патриоты, верные долгу и присяге.
Райнер вспоминает какие-то подробности, вроде и мелкие, но для него таки важные.
Пленных собрали в кучу и повезли, не сказав куда. Сперва на грузовиках. Потом — в товарняке. Гашек писал в книжке про Швейка, что тогда в вагон набивали 40 солдат. А вот Райнер запомнил, что их, немецких пленных, натрамбовывали по 50. Сидячих мест было только 15, так что сидели по очереди. Было тесно, душно, но никто не хотел стоять у окна — с улицы в него залетали камни: это местные хотели хоть как-то поквитаться с фашистами, ну хоть с безоружными, задним числом, пусть даже и не очень героически.