Тайна исповеди

После, в начале 90-х годов ХХ века, город был заново открыт русскими — новыми знаменитыми путешественниками. Первым был, говорят, Собчак, а за ним — Ельцин, дальше — Примаков. Вслед за ними народу понаехало столько, что пришлось даже открыть в Бадене русский кабак. Который, впрочем, быстро прогорел, не кисель же ехать за столько верст хлебать.

И закрывая русско-баденскую тему. Не где-нибудь, не в Москве и не в Питере, а именно в Бадене Жуковский написал текст «Боже, царя храни», — в доме на Софи Аллее…

Немало я в Рейхе выслушал всякого про нашу с немцами общую старину. Один бывший эсэсовец — не немец и не в Германии, а украинец за океаном, куда такие вот ребята махнули в 45-м — рассказал мне драматическую трогательную историю.

Некий хлопец с земель, которые теперь числятся за Западной Украиной, как началась Вторая мировая, попал на фронт. Но не на ту его сторону, к которой привыкли мы, — а на другую, немецкую. И нес там службу в украинской дивизии СС «Галичина». После войны ветеран, по понятным причинам, не вернулся домой, к жене, от которой к тому же не было вестей. Вместо того чтоб поехать в Совок — он подался в Америку. Устроился там, жил, работал, учился… И вдруг в 91-м на Украине отыскалась та его давнишняя, довоенная еще, жена! Жива, здорова, свободна. Ветеран, весь такой счастливый, забрал свою старушку в Америку. Но та в Новом Свете быстро заскучала и уговорила мужа переехать на Украину. Репатриировались они и стали там жить-поживать на американскую пенсию, которая на Неньке, особенно в начале 90-х — сказочное богатство.

Легко можно себе представить, как оно всё там происходило.

Вот встречается этот возвращенец с друзьями детства, которые тоже воевали — но в Красной Армии. Они ему говорят:

— Ах ты тварь! Гад! Предатель! Зрадник!

Он искренне удивляется:

— Кто предатель, я? Вы меня с кем-то путаете. Никого я не предавал. Я проливал кровь под желто-голубым знаменем, на форме у меня был трезубец — заметьте, это теперь государственная символика нашей с вами родины. Я с оружием в руках боролся за независимость Украины, я освобождал ее от коммунистов и москалей — таки она теперь свободна! Я воевал за правое дело, и потому старость моя достойно обеспечена, я против вас — состоятельный человек. Это и есть справедливость. Ну а вы-то сами кто? За что воевали? Где то красное знамя, под которым вы шли умирать? Где та ваша Червона Армiя? Где ваши комиссары? И та мерзость, которую вы называли идеалами? Ленин/ Сталин? Где те коммунисты, которым вы продались и под гнетом которых стонала порабощенная Батькiвщина? А про Голодомор забыли? Теперь вы обижаетесь, что у вас пенсия нищенская и ее задерживают? Ни, сцуко, стыда у вас, ни блять, совести! Вам бы радоваться, что вас не повесили, как военных преступников, и даже не посадили в лагерь… За измену Родине — Украине. Ну да ладно, я всё прощаю и угощу вас, бедных дураков, так и быть… Да, я воевал за немцев, носил немецкую форму. А чем Германия плоха? Ее уважает весь мир. Фашисты вам не нравятся? Так их упразднили в сорок пятом и осудили в Нюрнберге. А что ваши коммунисты?… Ответили хоть за что-нибудь? За, к примеру, тот же Голодомор?

Наверное, бедные ветераны Красной Армии ему что-то отвечали…

В Штатах я вел разговоры с одним бывшим немецким солдатом — это Иван Олексин, бодрый старик лет 75 (в 1996-м году). Он в войну надел немецкую форму — нам так знакомы эти фуражечки, эти узкие петлицы, витые погончики… Взял в руки оружие и пошел помирать — как он говорит — за независимость Украины.

— И наконец-то она свободна! — говорит мне Олексин с чувством.

Ветеран рассказывал мне, чем тогда занимался:

— Я за титовскими партизанами бегал по Югославии. Они не в силах были с регулярной армией воевать, так — взорвут что-нибудь или подожгут, а мы потом завалы разбираем или пожары тушим. По-настоящему я и не воевал.

Я смотрел в веселые безмятежные глаза старого эсэсовца Олексина: может, и правда не врал, не успел повоевать? И не убил никого? Могло такое быть?

— А потом — весна 45-го. Наша часть пошла из Югославии на Запад, в Италию. Понятно, что сдаться мы хотели именно союзникам. Интересно, что в Первую мировую мой отец тоже воевал в Европе — и тоже попал в Италию! После старик любил рассказывать, как копался там в мусорных баках, собирал картофельные очистки и жрал их. Вспомнил я эти его рассказы про итальянскую тогдашнюю нищету — и откололся от части, поменял маршрут, пошел не в Италию, а в Австрию. Там и сдался. Уехал в Америку. Выучился на инженера, всю жизнь работал…

Я подумал, что если б при Советах встретил такого дедушку и провел с ним беседу и кто-то б стукнул — меня затаскали б по допросам.

— А вот книги, что мы издавали, — хвастает ветеран СС.