— В это время года у меня примерно на десять градусов холоднее, чем на улице, — ответил он, указывая на решетку в земляном полу, рядом с кроватью. — Ты же знаешь, это из-за колодца…
— А почему бы тебе его не закрыть?
— Чего ради? Здесь так или иначе всегда сыровато. И потом, это по-прежнему моя ванная комната. Природный источник… Ты же помнишь.
О да, Сильвен помнил. Этот колодец был одним из самых любимых мест его детства.
Увидев, что Любен наклоняется над решеткой, он обреченно подумал: «Так, сейчас мне предстоит заняться спортом…»
Одним рывком (Сильвен в очередной раз удивился — откуда у этого тощего старика такая крепкая хватка?) Любен поднял решетку. Потом взял с полки металлическую флягу.
— Тебе не кажется, что пора промочить горло? — спросил он, взглянув на Сильвена с насмешливым вызовом. Бледно-голубые глаза старика в складках тяжелых век задорно блеснули из-под густых седых бровей, похожих на две зубные щетки. Потом наклонился над колодцем и уже серьезно добавил: — Ты не думай, я до сих пор в отличной форме. Разве что иногда досаждает ревматизм… Так что я и сам могу набрать воды. Но тебе ведь хочется туда слазить, а?..
Глава 9
— Эй, тебе точно не нужен фонарик?
Сильвен поднял голову и увидел Любена, наблюдавшего за ним через отверстие колодца. Лицо старика в ореоле слабого света напоминало луну в круглом проеме среди облаков.
— Все в порядке, — отозвался молодой профессор, продолжая спуск.
Конечно, он мог бы взять с собой фонарик, но ему хотелось совершить спуск в темноте — как в старые добрые времена. Хотя вокруг уже почти ничего не было видно, движения его были уверенными и точными. Он чувствовал себя легким, почти невесомым.
После того как Сильвен преодолел половину пути — десять метров вверх до комнаты Любена, десять метров вниз до поверхности воды, — ему уже не нужно было
— Ну так что, фонарик-то дать?
— Я же всегда обходился без него! — не без гордости отозвался Сильвен. — Ты что, мне больше не доверяешь?
— Да нет, не в этом дело. Просто я спускаюсь все реже и реже… Так что колодец мог малость засориться…
— Сам ты засорился, — пробормотал Сильвен, вспомнив затхлый запах в жилище старика.
И тут же ощутил холодное прикосновение — одна нога по щиколотку погрузилась в воду.
«Ну вот», — удовлетворенно подумал он, с радостью воспринимая этот ледяной приветственный «поцелуй» воды. Вслед за этим нога нащупала тинистое дно «природного источника».
Перед глазами Сильвена заплясали искры, словно падающие снежинки. Но, несмотря на холод — температура воды не превышала семнадцати-восемнадцати градусов, он чувствовал себя великолепно.
Здесь он был сам по себе, отдельно от всего остального мира. Ему казалось, что все события, пережитые за вечер, остались на поверхности. Наконец-то он полностью наедине с собой. Голый, как в первый день рождения.
«Да, словно заново родился», — подумал он, ощупывая свое тело. Он погладил свои плечи, грудь, живот, слегка коснулся полового члена, съежившегося от холода. Затем поднял руки к лицу и ощупал его так бережно, словно ласкал Спящую красавицу. Он разделся донага перед спуском не столько ради того, чтобы поберечь одежду, сколько ради того, чтобы оказаться «в одном измерении» с колодцем. Старик не возражал, потому что Сильвен всегда так делал, и Габриэлла тоже. Абсолютно голые, дети спускались вниз, чтобы окунуться в «бассейн», как они его называли.
— Бассейн… — пробормотал молодой мужчина и, опустившись на колени, оказался в воде по пояс.
Нижнюю половину тела будто обожгло, но Сильвен лишь вздрогнул от удовольствия. Затем он лег на живот и вытянулся во весь рост, энергично отфыркиваясь, словно кашалот.
— Эй, ты как там? — крикнул сверху Любен.
Но Сильвен его не слышал. Один лишь его нос торчал из воды, как перископ, — тело полностью погрузилось в водоем, вызвав панику у постоянных обитателей — мелких рачков и прочей живности.
Вместе с водой на него нахлынули воспоминания: первый спуск, вместе с Любеном, в шесть лет; рассказы старика о собственном детстве — он был сиротой и во время немецкой оккупации, как многие другие, прятался в парижских подземных убежищах… А сколько времени они провели здесь с Габриэллой, играя в «потерпевших крушение», — к величайшему ужасу Жервезы, которая устраивала Любену грандиозные разносы за «безответственность»!..
Но тут, внизу, дети были так счастливы! И надо же было, чтобы в современном Париже отыскался такой оазис!.. Всего в нескольких метрах над ним шумное, суетливое и тщеславное человечество заполняло вагоны метро и RER. Эта мысль показалась Сильвену такой забавной и неуместной, что он расхохотался — и хлебнул воды.