Тайна Jardin des Plantes

Глава 20

«— Прошли сутки с того момента, как были похищены пять грудных детей на юге Парижа. Задержан один подозреваемый, которого в данный момент допрашивает комиссар Паразиа. Ко всеобщему удивлению, этим человеком оказался…»

Сильвен раздраженно схватил пульт и выключил телевизор.

— Зачем? — удивилась Габриэлла. — Интересно же!

— Ты со мной ужинаешь или с телевизором?

— Ну да, ты его всегда терпеть не мог, я помню…

— Он у меня отбивает аппетит. А тут такие деликатесы…

В доказательство своих слов Сильвен наколол на вилку ломтик моцареллы и принялся жевать его с таким видом, словно лакомился черной икрой (впрочем, сыр действительно был отличный — прямо из деревни; Габриэлла покупала его в небольшом магазинчике на улице Музайа, торговавшем продуктами от прямых поставщиков).

— Но я понимаю: когда смотришь на все эти ужасы из собственной квартиры, они кажутся очень далекими, — прибавил он. — Это даже успокаивает.

Габриэлла слабо улыбнулась. Потом машинально поднесла ко рту вилку, но та оказалась пустой, и зубы молодой женщины сомкнулись на металлических зубцах.

— Мне по-прежнему нравится, как ты на меня смотришь, — вполголоса сказала Габриэлла, вытирая губы салфеткой. — Так же пристально, как на животных в клетках…

Она была права: некогда Сильвен смотрел на нее целыми часами. Наблюдал, изучал, разбирал по косточкам…

Ее зеленые глаза, ее почти идеально круглые щеки, ее манера морщить нос, когда она пыталась что-то разглядеть — Габриэлла была близорука, но не хотела носить ни очки, ни линзы. И ее волосы — волосы Габриэллы… Цвета белого золота, каскадом ниспадавшие до пояса…

Сколько часов он провел, расчесывая их, в полумраке розария или возле звериных клеток?.. Это зрелище очаровывало даже животных, которые умиротворенно наблюдали за детьми. Легкий шорох расчески, скользящей по волосам, был единственным звуком, нарушающим тишину, если не считать размеренного дыхания животных, созерцавших эту сцену с явным удовольствием. Габриэлла настаивала на том, чтобы расческа каждый раз была другая, и потом сохраняла их все, словно ценные реликвии, в специальной витрине в своей комнате.

«Интересно, куда они подевались, все эти расчески?» — подумал Сильвен, обводя глазами нынешнее жилище Габриэллы.

Сохранила ли Габриэлла хоть какие-то воспоминания о той поре, которую они провели вместе? Хоть одну фотографию, сделанную в катакомбах, куда Любен водил их «на охоту за черепами» и где они развлекались, пытаясь сложить из отдельных костей целый скелет?.. Но нет, даже ни одной фотографии самого Любена здесь не было… Ее родного деда! В этой безнадежно современной комнате не сохранилось ни одной старой фотографии, ни одного предмета, напоминающего о прошлом. Современная абстрактная живопись на стенах, современная «дизайнерская» безликая мебель, стол со стеклянной столешницей, светлый паркет, галогенные лампы… Ни соринки, ни пылинки, ни одной тусклой поверхности. На стенах — ни карт, ни старинных портретов предков (пусть даже и воображаемых)… Ни даже одной из тех шалей, которые когда-то были у Габриэллы на каждый сезон: коричневая — на осень, белая — на зиму, зеленая — на весну, красная — на лето…

Совершенно нейтральная гостиная на последнем этаже многоэтажки в районе Бельвилль, возле площади Фестивалей, где Габриэлла жила вот уже много лет.

«Площадь Фестивалей…» — подумал Сильвен, ощущая ком в горле. Это название напомнило ему тот день, когда он встретил Габриэллу после долгой разлуки, три года назад.

Тогда тоже все началось с короткой эсэмэски:

«Сегодня у вых. из м. площ. Фест. 20.30?»

Погруженный в средневековые манускрипты в читальном зале Исторической библиотеки, Сильвен сначала подумал, что кто-то ошибся номером. Но таинственный абонент продолжал настаивать. Десять минут спустя сигнал мобильника снова прорезал глубокую тишину читального зала (в качестве сигнала Сильвен записал смех белых обезьян — к величайшему раздражению завсегдатаев библиотеки).

«Сильвен, мне нужен ответ».

Нет, это была не ошибка…

Заинтригованный и одновременно смущенный (почти двадцать человек возмущенно смотрели на него, словно хищники, которых оторвали от еды), он набрал: «Кто вы?» Ответ пришел мгновенно: «Не догадался, ангел мой?»

Все еще не понимая, он колебался между двумя версиями: ошибка и розыгрыш. Но это знакомое с детства выражение наконец пробилось к его сознанию, окутанному тайнами древнего Парижа (он готовил очередную лекцию о дохристианской Лютеции).

«Ангел мой, ангел мой…» — недоверчиво повторил он про себя. И тут в его памяти зазвучал другой голос, произносящий эти слова, — голос единственной девушки на свете, которая так его называла… «Габриэлла?» — лихорадочно набрал он.

Ответ был: «Сегодня вечером».

Остаток этого апрельского дня Сильвен уже не способен был ни работать, ни вообще на чем-либо сосредоточиться. В конце концов, оставив книги на столе, он подошел к библиотекарше и прошептал:

— Полина, не трогайте там ничего, я завтра вернусь…

И быстро вышел.