Тайна Jardin des Plantes

Я и в самом деле почти о них забыла — как забываешь о молниях, когда гроза уже прошла.

Но они по-прежнему здесь: ждут меня на опушке леса, прислонившись к стволу огромного бука.

Отец, который всего несколько минут назад мечтал о разрушении этого мира, теперь утратил всю свою жестокость. Он и мама смотрят на меня с неким боязливым почтением, как любые родители, внезапно осознавшие, что их ребенок вырос, что теперь это взрослый человек, обладающий разумом и чувствами взрослого.

Приободренная этим новым взглядом, я приближаюсь к ним.

— Нам нужно уходить, — говорю я. — Мы возвращаемся наверх. Аркадия больше нам не принадлежит…

Они не спорят. Отец, преодолев замешательство, лишь спрашивает:

— Ты уверена в своем выборе?

— Темная раса умрет вместе со мной, папа. Далеко от Аркадии. Но Аркадия должна жить — в тайне, в молчании и гармонии.

— Хорошо, — кивает отец и подхватывает двух детей на руки. Мама делает то же самое.

Сильвен подходит ко мне и, словно сомневаясь в моем решении, спрашивает:

— Так ты уходишь?..

Чувствуя, как меня охватывает внезапная дрожь, я бросаюсь к нему и обнимаю его изо всех сил. Сначала это удивляет его, потом он обхватывает ладонью мой затылок, прижимает мою голову к груди и касается ее подбородком. Я с трудом сдерживаю рыдания.

— Я и правда должна уходить? — спрашиваю я в свою очередь.

И тут же чувствую, что Сильвен слегка напрягается — словно ребенок, которому уже протянули вожделенный подарок, а потом снова забрали.

— Подумай о том, как тебе повезло, — шепчет он мне на ухо. — Ты последняя, кто видел Аркадию. Отныне мы станем легендой, мифом… А когда-нибудь и вовсе исчезнем из человеческой памяти…

Обхватив меня за плечи одной рукой, другой он обводит поляну, на которой мы стоим:

— Запоминай, Тринитэ. Постарайся запомнить как можно больше. Впитывай образы, звуки, запахи… Пусть этот лес прорастет в твоей душе. Пусть это озеро, эти острова, реки, горы навсегда останутся в твоих воспоминаниях…

Он опускается передо мной на колени, и теперь мы стоим лицом к лицу.

— Потому что ты — последняя… — повторяет Сильвен.

Я киваю, как будто эти слова становятся для меня утешением.

— Хорошо… хорошо… — шепчу я, вытирая слезы рукавом.

— А теперь иди! — говорит он и, резко вскочив, почти звериными прыжками возвращается к Габриэлле и остальным собратьям.

Они радостно его приветствуют. Их лица буквально светятся от счастья.