Тайна Катынского расстрела: доказательства, разгадка

Арашкевич Владимир Мариан Ян

Род. 13.09.1896, сын Рудольфа. Лейтенант связи запаса,

Учебный центр связи. Магистр права, адвокат, юрисконсульт в Ходакавских шелковых заводах, прож.в Лодзи.

(Tucholski, p. 68 col. 2)

Тухольский не сообщает своим читателям, что Арашкевич содержался в Осташковском лагере, а затем – в мае 1940 года – его доставили в г.Калинин, но, как очевидно, там не расстреляли. Тухольский, скорее всего, понимал: один этот факт ставит под сомнение всю «официальную» версию Катыни.

27. Труп № 101. ЛЕВАНДОВСКИЙ Эдуард Адамович.

Квитанция Козельского лагеря от 19.XII.1939. На обороте запись от 14.III.1941.

Квитанция лагеря 1-ОН от 18.V.1941.

На с. 891 за №35 Тухольский упоминает Левандовского в Осташковском списке № 051/2 от апреля 1940 года:

35. ЛЕВАНДОВСКИЙ Эдуард Адамович, 1893 г.р.

На с.317 во 2-й колонке Тухольский снова называет Левандовского, но теперь уже как узника Осташкова:

Левандовский Эдуард

Род. 21.02.1893, сын Адама и Валерии. Капитан. 1-я пех. Корпус охраны пограничья.

Тухольский умалчивает, что Комиссия Бурденко идентифицировала Левандовского среди тел, найденных в Катыни. Такая находка ставит под сомнение «официальную» версию.

Хотя из доклада Комиссии Бурденко следует, что тела Арашкевича и Левандовского опознаны в Катыни, оба они занесены в официальную книгу некрополя польского военного кладбища в Медном. Иначе говоря, официальная польская версия состоит в том, что и тот, и другой сначала отправились по этапу из Осташкова в Калинин – что, как мы видели, соответствует действительности, – после чего их там же расстреляли. Словом, Тухольский молчаливо подразумевает, что доклад Комиссии Бурденко сфабрикован.

Но мы располагаем вескими доказательствами, что добытые Комиссией Бурденко находки не фиктивны, а подлинны.

C. Первичный источник, который невозможно было подделать

На с. 22 из 29-страничной описи материалов, найденных следователями Комиссии Бурденко в Катыни, читаем:

Фотофрагмент. Описи документов, обнаруженных экспертами Комиссии Бурденко

Эксперт тов. ПУШКАРЁВА.

1. Труп № 2.

а) Квитанция № 1 лагеря от 19 ноября 1939 года о принятии от ПРИБУЛЬСКОГО (ПРИДУЛЬСКОГО) Пшемыслава Болеславовича серебряного портсигара и вечного пера фирмы “Монблан”.

Обнаружено 30 января 1944 года.

Эксперты Комиссии Бурденко не смогли правильно прочитать фамилию. Зато имя и отчество оказались понятны и разборчивы: по-польски – «Пшемыслав, сын Болеслава», по-русски – «Пшемыслав Болеславович».

Есть один-единственный катынский военнопленный с окончанием фамилии на «ульский», именем Пшемыслав, отца которого звали Болеслав. Находим его в Осташковском этапном списке № 050/3 за апрель 1940 года (Tucholski, p. 886 №36):

36. КОЗЕТУЛЬСКИЙ Пшемислав Болеславич

Вообще, никакой другой катынский военнопленный ни в одном из лагерей для военнопленных не носил имени Пшемыслав, и отца которого звали Болеславом. Найденный нами вариант – единственный. Значит, он и есть тот самый человек.

Интересно, что Тухольский идентифицирует одного Козетульского, правда, по имени Ян во всех трёх лагерях!

В Козельске (Tucholski, p. 143 col. 2 – 144 col. 1):

Козетульский Ян

Родился 22.1 0.1899. Поручик, офицерский состав OK l.

Сравните Осташковский и Старобельский списки.

В Осташкове (Tucholski, p. 310 col. 2):

Козетульский Ян

Родился 22.1 0.1899. Поручик, офицерский состав OK l.

Сравните Козельский и Старобельский списки.

В Старобельске (Tucholski, p. 435 col. 2):

Козетульский Ян

Родился 22.1 0.1899. Поручик, офицерский состав OK l.

Сравните Козельский и Осташковский списки.

Тем не менее, в первом томе книги «Медное. Некрополь польского военного кладбища» обнаруживаем запись (правда, без фотографии) с именем Пшемыслава Козетульского, сына Болеслава36: