Тайна художника

Я спросил у Пурвиса, где находится эта церковная часовня, и сразу же поспешил туда. Черноволосая Паола все еще находилась там. Она печально сидела на полу, с поникшей головой, обвив колени руками. Ее темные густые волосы рассыпались по плечам, почти полностью закрывая лицо, а все ее тело била нервная дрожь.

Когда я медленно приблизился к опечаленной молодой женщине, которая была сотрудницей или подружкой Поля Гримеса, она боязливо встрепенулась, закрыла лицо руками, будто боясь нападения, и тихо проговорила:

— Оставьте меня в покое…

— Ничего плохого я не собираюсь вам делать, Паола, — дружелюбно и сочувственно сказал я.

— Вы разве ксендз?

— Нет, конечно.

Я уселся рядом с Паолой на коврик на полу.

— Что случилось с Полем? — тихо спросил я.

Паола подняла на меня испуганный взгляд, опираясь подбородком о колени, все еще дрожа всем телом.

— Вы не представились мне… Вы из полиции?

В ответ я ей сказал полуправду. Атмосфера полутемной церковной часовни действовала как-то угнетающе.

— Я слышал, что Поль скупал картины… — коснулся я осторожно интересующей меня темы.

— Теперь уже перестал это делать… Теперь уже он мертв…

—. Вы намерены продолжать содержать магазин Поля?

Она резко приподняла плечи и энергично замотала головой, словно продолжая ощущать какую-то грозящую ей опасность.

— Нет! Конечно же, нет! — почти вскричала она. — Как вы думаете, разве я желаю быть тоже убитой, как и мой отец?

— Поль действительно был вашим отцом? — спросил я удивленно.

— Да… был…

— Так кто же его убил?

— Кто его убил? — переспросила Паола и содрогнулась всем телом. — Больше ничего я вам не скажу! Ведь вы тоже не говорите ничего о себе… — добавила взволнованная девушка. Потом она ближе наклонилась, всматриваясь в полутьме в мое лицо. — Не вы ли приходили сегодня утром к нам в магазин?

— Да, я.

— Вспоминаю, что наш разговор был связан с картиной Бемейеров, не так ли? А чем же вы сами занимаетесь? Вы тоже антиквар?

— Я частный детектив.

Выражение глаз и лица Паолы как-то заметно изменилось, хотя она ничего не сказала. Тогда я коротко рассказал ей о том, что меня наняли Бемейеры для поисков пропавшей у них дома картины. Пояснил, что поэтому-то я и провожу расследование.

— Я ничего об этом не знаю… — сказала она,

— Верно, — дружелюбно согласился я, хотя внутренне не был убежден в правдивости ее слов. — Все дело в том, что кража той картины может быть какого связана с убийством вашего отца.

— Откуда вы это знаете? — встрепенулась она.

— Я, конечно, не знаю этого точно. Но многие детали указывают именно на это. Скажите, Паола, откуда появилась эта картина у вас в магазине?

Паола скривила лицо, зажмурила глаза, но промолчала.

— Скажите мне это, Паола! — настаивал я.

— Я не могу сказать, откуда отец взял эту картину… Он мало говорил со мной о делах… Почти никогда не говорил…

— Не можешь сказать… или не хочешь?

— И то, и другое…

— Это был оригинал?

— Не знаю…

Пару минут Паола вообще молчала. Даже ее дыхание, казалось, приостановилось, хоть я сидел рядом. Потом она снова заговорила:

— Вот ты сказал, что хочешь мне помочь… А сам непрерывно задаешь вопросы. Как же все это может мне помочь, если я из-за своих ответов попаду в тюрьму?

— Видишь ли, может быть, для твоего отца было бы лучше, если бы он попал в тюрьму, а не в руки убийцы.

— Возможно, и так… Но я вовсе не хочу закончить тем же… Ни в тюрьме, ни в могиле.

Беспокойный, напряженный взгляд Паолы, казалось, выражал обуревавшие ее мысли. Через минуту она спросила:

— Значит, ты думаешь, что тот, кто украл картину, и есть убийца моего отца?

— Очень возможно. Более того, я почти чувствую, что так оно и было.

— Рихард Хантри еще жив? — неожиданно спросила она тихим голосом.

— Не исключено. Ну, а что тебя подталкивает к подобной мысли?

— Именно та картина… Я, конечно, не разбираюсь в этом так же как отец… Но сложилось впечатление, что та картина была оригиналом и принадлежала кисти Хантри…

— Что об этом говорил отец?

— Он утверждал, что это должен быть Хантри. Говорил, что никто другой не нарисовал бы так. Утверждал, что это самое большое открытие, которое он сделал в своей жизни.

— Так он тебе сказал?

— Да! Зачем ему бы мне врать? Никаких причин для этого не было.

Теперь Паола смотрела мне прямо в глаза, словно моя реакция на ее слова могла защитить честь отца. Я ясно видел, что девушка чем-то сильно напугана. Поднявшись с пола, я удобно сел на один из ближайших полумягких стульев, прислушиваясь к своим мыслям в эти напряженные минуты тишины, царившей в часовне.

Паола тоже поднялась с пола и медленно направилась к двери, но не ушла. Она замерла, продолжая настороженно на меня смотреть.

— Я не враг тебе, Паола! — серьезно отозвался я.

— Тогда не терзай меня своими бесконечными вопросами. У меня и так была очень тяжелая ночь… — она отвернула лицо, будто стесняясь того, что собиралась сказать: — Я очень любила своего отца… И когда вдруг увидела его мертвым, то пережила страшное потрясение…

— Мне очень жаль, Паола, — искренне проговорил я, сочувствуя девушке. — Надеюсь, утром тебе станет немного легче.