Тайна художника

— Может, я ошибаюсь, но иногда задумываюсь над тем, а был ли Якоб сам художником? Ведь он рисовал картины более тридцати лет, а все, им нажитое, находится здесь, перед вами… — она сделала печальный жест рукой, охватывая все вокруг: и лежащие на столе невыразительные морские пейзажи, и жалкую обстановку в доме, и сам этот ветхий дом… — В результате его смерти осталось только это… и я без ничего…

Она горько усмехнулась. Ее улыбка больше напоминала гримасу безнадежности. Ее светлые глаза, которыми она посмотрела через окно на хмурую сейчас поверхность моря, напоминали взгляд голодной чайки, оставшейся без добычи… Потом она перевела взгляд, полный печали и уныния, на меня как на потенциального покупателя, стараясь овладеть собою. Она заметила, что мой интерес к тому, что она рассказывает, намного больше, чем к разложенным на столе картинам.

— Я вовсе не такая бессердечная и злая, как вы, очевидно, решили, — задумчиво проговорила она. — Хотите знать, почему я все продаю? Мне необходим гроб для похорон Якоба… Я не хочу, чтоб его хоронили как безродного бродягу за счет округа, в сосновом ящике… Не могу позволить и того, чтобы его тело все еще лежало в морге окружного госпиталя, как никому не нужное, брошенное всеми…

Эти последние слова угасающей блондинки произвели на меня определенное впечатление, поэтому я сразу же решил сделать добрый жест:

— Хорошо, я куплю у вас эти пять картин, — твердо проговорил я, вручая ей две банкноты по 20 долларов каждая, хотя про себя подумал: «А согласятся ли Бемейеры отнести мою покупку как расходы по делу? В числе других расходов этого дня, конечно…»

Девица взяла деньги, но на ее лице промелькнула гадливость. Она наклонилась ко мне в выжидательной позе. Я сделал вид, что не понял ее движения, попрощался и возвратился в Санта-Тереза. Там я нанес визит в покойницкую, находящуюся в подвалах больничного корпуса. Заместитель заведующего, мой хороший знакомый Генри Пурвис, приветствовал меня с любезной улыбкой. Он сообщил кое-какие предварительные данные по поводу смерти Якоба Вайтмора.

— Он утонул при падении в море, такова предварительная версия. Но будет еще вскрытие тела.

Затем Пурвис вытянул из гнезда длинный ящик в одной из ниш покойницкой, чтобы я смог лицезреть бренные останки Якоба Вайтмора, его кудрявую голову и сведенное судорогой лицо утопленника.

Пять минут я стоял и смотрел на нелепо умершего незадачливого художника, отдавшего искусству тридцать лет, но так и не признанного никем, оставшегося бедняком-горемыкой до последних дней своей жизни…

Выходя из холодного помещения подвала, я ощущал мелкую дрожь во всем теле. Но вызвана она была скорее нервными импульсами, чем холодом.

Глава 11

Генри Пурвис вышел из морга больницы вслед за мной, мы вместе прошли в такой же мрачный коридорчик. За нашими спинами почти беззвучно автоматически закрылись тяжелые металлические двери подвала.

— Есть ли у властей хоть какое-то сомнение в том, что с Вайтмором произошел несчастный случай? — спросил я своего приятеля, задумчиво посмотрев в сторону подвала.

— Пожалуй, нет… — покачал головой Пурвис. — Ведь Якоб Вайтмор был уже достаточно стар для того, чтобы заплывать далеко в море, когда оно штормит. Врач признал его смерть случайностью. Даже сомневаются, нужно ли производить вскрытие тела…

— Думаю, это необходимо сделать, Генри! — твердо проговорил я, почему-то уверовав в важность такого решения.

— Но зачем же, Лу?

— Видишь ли, Генри, — задумчиво проговорил я, — пока еще нет каких-то реальных доводов. Но Якоба Вайтмора и Поля Гримеса связывали какие-то скрытые дела. А ведь Поля Гримеса недавно намеренно убили, и не случайно! Я уже проделал кое-какое расследование… И теперь имею определенную версию смерти Гримеса… Он был смертельно ранен с помощью какого-то тяжелого предмета. Возможно, это нечто вроде приспособления для снятия шин с колес автомашины…

— Значит, там все же нашли орудие убийства? — с интересом спросил Пурвис.

— Нет, насколько мне известно. Об этом тебе лучше узнать у полиции. Орудие преступления — это их область.

Генри Пурвис внимательно посмотрел на меня:

— Ты знал Поля Гримеса?

— Вообще-то нет. Знал лишь то, что он торгует картинами, содержит галерею.

— А не был ли Гримес когда-то наркоманом? — неожиданно спросил Пурвис.

— Я не знал его настолько, чтобы сделать о нем какие-то достоверные заключения. Какой наркотик ты имеешь в виду?

— Скорее всего, героин. У него обнаружены следы уколов на руках. Я спросил об этом у той женщины, его секретарши, что ли. Но она словно воды в рот набрала и молчит по этому поводу. Хотя до этого такую истерику закатила, что я невольно подумал, а не является ли наркоманкой и она сама? Таких даже здесь, в нашей больнице, битком…

— О какой женщине ты говоришь? — уточнил я на всякий случай.

— Темноволосая молодая женщина. Она работала у Гримеса. Когда я предъявлял ей тело Поля Гримеса для опознания, она чуть ли не стала бросаться на стены от горя… или ужаса. Пришлось отправить ее в церковную часовню, чтобы там она немного успокоилась.