Тайна клеенчатой тетрадиПовесть о Николае Клеточникове

— Но что же мы здесь стоим? — спохватился Ермилов, обратив внимание на извозчика, который переминался в двух шагах от них с нетерпеливым и недовольным видом, не зная, как напомнить о себе господам. — Позвольте, Николай Васильевич, я подвезу вас. Вы с вещами? — заметил он саквояжи Клеточникова в извозчичьей пролетке и приказал извозчику: — Поезжай за нами! Полагаю, — снова обратился он к Клеточникову, беря его под руку и увлекая к своей коляске, — вам к сестрице? Вот и кстати. Я утром был в дворянском собрании и узнал о том, что определение по делу Ивана Степановича состоялось. Могу засвидетельствовать почтение Надежде Васильевне и поздравить ее с потомственным дворянством. — Он заметил недоумение Клеточникова. — Ах, вы не знаете! Иван Степанович в прошлом году обращался с прошением о перечислении его из тамбовских дворян в пензенские и заодно об утверждении в дворянстве Надежды Васильевны и детей, не знаю, почему он прежде этого не сделал.

Когда выехали на длинную Московскую улицу, круто поднимавшуюся в гору, к соборной площади, к центру города — там, за площадью, жила сестра Клеточникова, — Ермилов спросил:

— Как же это, Николай Васильевич, мы с вами ни разу за все эти годы не свиделись? Когда вы приезжали в Пензу после смерти вашего батюшки, я ведь тоже был в Пензе. Однако о том, что вы приезжали, я узнал уже после вашего отъезда, иначе непременно бы нанес вам визит. А вы, кажется, знали тогда, что я был в Пензе? — неожиданно спросил он тоном вполне простодушным, покосившись на Клеточникова с безобидной усмешкой.

— Мне тогда меньше всего приходилось думать о визитах, — пробормотал Клеточников с неловкостью. Он действительно знал тогда, что Ермилов был в Пензе, и знал именно от сестры, хотя ему и в голову не пришло, что Надежда и Ермилов могли быть между собой знакомы, встречаться же с Ермиловым у него охоты не было.

— Понимаю, понимаю! — с веселой поспешностью согласился Ермилов. — Понимаю. Вам было не до меня. А мне оч-чень было тогда досадно, что мы не увиделись… Оч-чень мне хотелось с вами поговорить-с. — Он снова посмотрел на Клеточникова с безобидной усмешкой, Клеточников молчал, и он продолжал: — Удивили вы меня, Николай Васильевич, даже не столько выходом из университета и купцом-с, в конце концов, тогда вы поступили просто как умный человек, а я всегда считал вас за умного человека, — это он сказал небрежно, как будто все было само собой разумеющимся. — Удивили вы меня позже, когда уже все утряслось, — он выразительно помолчал, — и вы обнаружились в Ялте. И вот что меня удивило. Проходит год, другой, а мой Николай Васильевич, умный человек, сидит в своем захолустье, строчит пустейшие бумажонки и как будто судьбой доволен. Образование не завершил. Карьеру не делает. Третий год проходит, четвертый. Без перемен-с!

Клеточников усмехнулся:

— По-вашему, мне нужно было делать карьеру?

Ермилов даже подпрыгнул на своем сиденье от веселого удивления, вскричал:

— Да как же-с иначе можно-с в наше-то время умному человеку! Непременно карьеру, и непременно таким людям, как мы с вами, и надлежит ее делать! Не уступать же, в самом деле, всякой шушере, вроде этих господ? — не понижая голоса, нисколько не беспокоясь, что его могут услышать, ткнул он тростью в сторону кучки щеголеватых молодых людей, стоявших у портерной, мимо которой проезжали; молодые люди, по виду канцеляристы из нечиновных, какие-нибудь помощники младших помощников, почтительно поклонились Ермилову. — Удивляюсь и удивляюсь, Николай Васильевич. Уж, кажется, это должны были бы понимать. Ну, не сделали карьеры. Положим, что-то вам помешало. Здоровье, положим. Хотя, насколько мне известно-с, в вашем случае здоровье-с ни при чем. Но понимать-то должны-с! Именно, именно нужно делать карьеру.

— Зачем? — лениво возразил Клеточников, только потому возразил, что Ермилов смотрел на него так, будто ожидал от него возражений.

— Зачем? — переспросил Ермилов с веселым одушевлением. — На этот вопрос я могу ответить вопросом: зачем жить? Зачем дышать, ездить на выставки в Вену? Зачем все то, что мы ценим в жизни? Не усмехайтесь, вопрос серьезнее, чем вы полагаете. Вот я, к примеру. Второй год заведую отделением в казенной палате, года через три-четыре буду управляющим палатой. Разумеется, если к этому времени меня не переведут в Петербург… Нет, Николай Васильевич, — оборвал себя Ермилов, — нам с вами положительно необходимо этот вопрос специально обсудить. Между прочим, я у вас не спросил: как долго вы намерены пробыть в Пензе?

Клеточников ответил, помолчав:

— Не знаю. Как покажут дела. Может быть, неделю.

— Превосходно!

5