Кардинал неловким жестом, будто пытался схватиться за воздух, подозвал своего камерария.
— Покажите… зал… зал Феличе и… кухню…
С последним словом он мягко, словно полупустой мешок соломы, упал на пол в глубоком обмороке.
Когда кардинал Адриано очнулся, то обнаружил, что его отнесли и положили на кушетку у входной двери, как подвыпившего старого лакея.
Мимо, не обращая никакого внимания на хозяина, сновали папские слуги. Дворец преобразился. Словно по волшебству, вокруг оказалось множество корзин с цветами. Старые стены дворца покрылись роскошными драпировками. Пол — великолепными коврами. В воздухе витал крепкий аромат сладких благовоний, столь любимых папой. Рядом с кардиналом стояла гвардейская стража.
Большие стрельчатые двери с кусочками желтоватого кварцевого стекла были широко распахнуты в сад. Он тоже не остался без внимания. Деревья подстригли, расстелили дорожки, поставили диваны.
Дворец превратился в муравейник. Неожиданно кто-то тронул кардинала за рукав. Он обернулся и брезгливо убрал руку. Сзади стояла одна из тех, кого называют презрительным словом «маммола». Целая толпа их с визгом и смехом ввалилась в зал. В числе многих странностей Александра Борджиа была любовь к старым, опустившимся и утратившим всякий стыд проституткам. Куртизанкам, превратившимся в обычных уличных шлюх.
— Не узнаешь меня, Адриано? — грустно спросила она. — Я так постарела?
— Кристина? — изумленно прошептал кардинал.
Перед ним стояла одна из некогда блестящих венецианских куртизанок, называвшая себя Кристиной Руже. Когда-то она утверждала, что является незаконной дочерью герцога Анжуйского, держала роскошный дом в Венеции, где собиралась знать. Это было почти пятнадцать лет назад.
Теперь она стала похожа на собственное измятое платье с загрубевшими от стирки кружевами и масляными пятнами по истертому шелку. Ей должно быть около сорока. Вокруг черных, глубоких как омуты, неподвижных глаз легли глубокие тени. Под толстым слоем белил и румян были видны глубокие морщины. От великолепной куртизанки осталась только тень.
Кристина печально улыбнулась, сделала шаг вперед, к кардиналу, заговорила быстро и тихо:
— Я не хотела идти сюда, Адриано, но узнала кое-что и хочу предупредить тебя. Когда-то ты был ко мне добр…
Де Корнето позволил ей дотронуться до своей руки. Потом посмотрел на стражу, неподвижно застывшую в нескольких шагах от них, и нерешительно обнял проститутку за талию, нарочито громко воскликнув:
— Вот это встреча! Дай-ка посмотреть на тебя! Ты постарела и подурнела, но наверняка выучилась каким-нибудь новым штукам. Или, может, у тебя есть молоденькие ученицы?
Он грубо схватил Кристину за руку и потащил за собой. Добравшись до дверей своей спальни, он открыл их и гневно взглянул в сторону стражников:
— Вы и сюда пойдете вслед за мной, господа? Не бойтесь, бежать мне отсюда некуда. Вот, убедитесь, окна наглухо закрыты, а дверь только одна. Возможно, сегодня последний день моей жизни. Так что будьте милосердны, позвольте старику насладиться грехами плоти в последний раз.
Гвардейцы переглянулись между собой и замерли как изваяния возле спальни.
Закрыв за собой дверь, кардинал задрожал как осиновый лист. Неужели Бог сжалился над ним и послал спасительную соломинку?
—