Тайна короля Якова

Кардинал понял: его святейшеству не к лицу произносить имя своего главного убийцы — «ангела мщения». Тогда в будущем он сможет, не солгав, утверждать, что не называл его по имени и, безусловно, никогда с ним не говорил. Эта миссия поручалась кардиналу и ничуть его не радовала. Лицо его стало пепельным, голос задрожал.

— Я должен попросить… Попросить человека, о котором мы говорим, отправиться в Англию и убить…

— Ни в коем случае! Спокойнее! — Климент повертел головой, разминая шею. — Скажете ему, что он должен быть приписан к переводчикам Библии короля Якова. Подчеркните — Библии. Потом повторите ему следующие слова: «Вращая колесо, возделывают ниву».

У Венителли внутри все словно в узел стянулось. Сколько раз ему приходилось повторять подобные условные фразы и сколько раз следствием их были грязные убийства!

— «Вращая колесо, возделывают ниву», — кивнув, повторил Венителли.

Папа улыбнулся, не взглянув на кардинала.

— Мы используем этого человека ради его особых талантов — его исключительных способностей. Он владеет telum secretus, тайным орудием, если мы смеем позволить себе высокий стиль.

— Но в действительности миссия нашего брата… его обязанность…

— Мы потому и поручаем эти административные вопросы вам, брат мой кардинал Венителли, — ласково, словно обращаясь к семилетнему мальчику, заговорил папа, — хоть вы редко схватываете суть дела, но при этом все же действуете скрытно. Вам следует понимать, что мы ни перед чем не остановимся ради возвращения Англии в лоно матери-церкви. Это промысел Божий. Мы обдумали ряд событий, которые займут несколько лет, и каждое из них будет приближать нас к цели.

— Да. — Голос Венителли выдавал полное смятение его мыслей.

Папа склонился к Венителли. Он почти шептал, но в словах его звучал гром.

— Это мое наследие, вы понимаете? Я останусь в истории человеком, возвратившим Англию в лоно истинной церкви. А начнется это с уничтожения книги — этой затеи Якова.

В ноздри кардиналу вдруг ударил запах верблюдов, будто наяву вспомнился заунывный напев далеких мусульманских молитв. Он не говорил по-арабски, но догадывался, что молящиеся взывали к крови неверных. Он опустил взгляд на ковер Саладина. Возможно ли, чтобы ненависть и проклятия погибших воинов ислама пропитали ковер и заразили собой решения, принимавшиеся в этой комнате? Не они ли вызвали странный навязчивый запах, преследовавший его, и безрассудную страсть папы?

— Вы пытаетесь думать? — Папа бросил на Венителли гневный взгляд. — Вы позволяете себе обдумывать наши слова?

Кардинал немедленно встал.

— Тысяча извинений, ваше святейшество. — Он потянулся к перстню на руке папы. — Славен промысел Божий, и ваше имя будет жить вовеки!

Папа протянул руку в благословении, и Венителли поцеловал перстень.

Затем он поклонился, повернулся и торопливо вышел в тайную дверь. Заглянул в приоткрывшуюся щель между камнями, положив ладонь на холодную серую стену. Убедившись, что снаружи никого нет, он ступил в коридор, оставив папу за спиной.

Только в коридоре Венителли заметил, что руки у него все еще дрожат и по лбу стекает пот. Он с трудом поборол самое страшное опасение — о том, что папа лишился рассудка. Он чуть замедлил шаг, не зная, что больше тревожит его: окончившаяся беседа с папой или предстоящий разговор с самым жестоким человеком в Италии.

2 Кембридж, Англия

Дремота декана Марбери была внезапно нарушена.

— На помощь! Убийство! Кто-нибудь!

Он открыл глаза. Мягкий прозрачный лунный свет омывал комнату. Апрельская ночь была холодна, воздух еще помнил ушедшую зиму.

— Помогите, кто-нибудь! — еще громче выкрикнул голос.

Марбери отбросил одеяло, завернулся в теплую черную мантию и высунул голову в окно крохотной спальни. Черные окна поблизости освещались одно за другим, послышалась перекличка голосов. Марбери отступил в комнату, нагнулся, натягивая сапоги, выскочил в коридор деканата и, набирая скорость, сбежал по лестнице. В темноте за дверью к нему присоединились еще несколько человек, лиц было не различить. Покой внутреннего двора, окруженного безмолвными каменными зданиями, был нарушен сбегавшимися на крики людьми.

Крики неслись из Большого зала, в дверях которого Марбери увидел преграждавшего вход Эдуарда Лайвли, одного из ученых мужей. Лайвли был в костюме из тонкой парчи, отливавшей серебром в лунном свете, и в горностаевой шляпе, высокой и новой. На обшлагах перчаток из черной кожи красовались вышитые ярко-алым буквы «Л». Его ухоженная борода напоминала роскошную перину. Подбежавшие следом сгрудились у двери, окружив остановившегося Марбери.

— Что случилось? — Запыхавшийся Марбери тронул Лайвли за плечо.

— Тело. — Лайвли сглотнул. — Мертвое тело. Там, внутри.

Он отступил, освободив дверь в зал. Гулкое эхо его голоса отдалось от безжизненных стен. Собравшиеся прошли мимо него внутрь и, пока зажигали свечи, переговаривались напряженным шепотом. Не зал, а пещера, тихая и холодная. В дальних углах лежала обсидиановая темнота чернее полуночи. Воздух казался колючим от стужи, будто крошечные ледяные иголки касались пальцев и щек.