Тайна «Коварной русалки»

Бабушка Димы и Маши, знавшая Наталью Владимировну смолоду, говорила, что та всегда отличалась большой эксцентричностью. Совсем юной девушкой Наталья Владимировна вышла замуж за почти девяностолетнего философа-мистика Аполлинария Коврова, который издавал свои труды под звучным псевдонимом Аполлон Парнасский. Если ей верить, она никогда никого больше так не любила. Счастье молодоженов длилось совсем недолго. Через год после свадьбы Аполлинарий скончался. Правда, Наталья Владимировна говорит, что призрак его до сих пор является ей не реже чем раз в неделю и они с Аполлинарием ведут «восхитительные философские беседы о смысле жизни». Во время одного из таких визитов Аполлинарий велел ей сочетаться вторым браком с известным хирургом Вадимом Леонардовичем Водкиным. Близнецы и Петька хорошо помнили этого огромного, толстого и веселого человека. Скончавшись несколько лет назад, Вадим Леонардович оставил в наследство жене не только вторую фамилию, но и дочь Светлану, дачу в Красных Горах, а также богатую коллекцию картин и антиквариата, благодаря которой Наталья Владимировна могла жить вполне независимо и ни в чем не нуждаясь.

Анна Константиновна и Наталья Владимировна были почти ровесницами. Однако бабушка Димы и Маши называла подругу «несчастной старухой», а также любила не без оснований повторять, что «с разумом у бедной Наташи дела обстоят все хуже и хуже». Дело в том, что к природной эксцентричности Натальи Владимировны в последние годы добавилась глухота. После этого Коврова-Водкина стала воспринимать окружающий мир очень уж своеобразно. Впрочем, у членов Тайного братства были с ней превосходные отношения.

Едва войдя в читальный зал, Наталья Владимировна по-актерски поставленным голосом воскликнула:

– О, молодежь! Рада вас видеть, мои юные друзья!

– Здравствуйте, Наталья Владимировна! – хором откликнулись члены Тайного братства.

Выглядела она, несмотря на преклонные годы, очень импозантно. Высокая, стройная. Седые волосы, как всегда, слегка подсинены. Орлиный профиль выдает благородство кровей. Наталья Владимировна и впрямь происходила из какого-то княжеского и даже чуть ли не царского рода. Картину дополняли шуршащее шелковое платье до пят и очки, висящие на массивной золотой цепочке.

– Великолепный денек! – продолжала Коврова-Водкина. – А для меня вообще эпохальный. Ибо с сегодняшнего дня я приступаю к изданию своих мемуаров. Не одной же Анечке.

– Конкурирующая фирма, – тихо произнесла Маша.

– Никакой конкуренции! – к немалому Машиному удивлению, расслышала ее слова Наталья Владимировна. – Я буду создавать произведение совершенно другого характера. Анечка опирается в своих мемуарах на сугубо реалистические факты. А я опишу встречи с призраками моих дорогих покойных друзей. Ну, а главная моя цель – донести до читателей творческое и научное наследие Аполлинария.

– Понятно, – сдавленным голосом откликнулась Маша.

– Не просто занятно, – на сей раз не расслышала Наталья Владимировна. – Это будет новое слово в мемуарной литературе. Ибо в моих скромных записках наш материальный мир соединяется с потусторонней жизнью.

– Наша бабка помрет от зависти, – вырвалось у Димки.

– Правильно, Дмитрий! – наградила его одобрительным взглядом Наталья Владимировна. – Именно полет. Мистический полет. Пожалуй, я так свою будущую книгу и назову. Как вы считаете, Евгений Казимирович? – обратилась она к своему спутнику.

– По-моему, очень подходит, – с важным видом кивнул Евгений Казимирович.

– А кто это такой? – косясь на спутника Ковровой-Водкиной, шепнула Настя. – Ее родственник, что ли?

– Сосед слева, – тихо откликнулась Маша. – Коврова-Водкина очень любит с ним гулять и вести умные разговоры. А он с ней всегда во всем соглашается.

– Где больше двух, говорят вслух, – не укрылось их перешептывание от Натальи Владимировны.

– Да они о своем, о женском, – ляпнул Димка.

– О князе Оболенском? – воскликнула Наталья Владимировна. – Если вы о потомке французской ветви, то я его знаю. Он был недавно в России и меня навещал. Настоящий красавец! И какая порода!

– Скотчтерьер, наверное, – прошептал Димка. Четверо друзей затряслись от беззвучного смеха.

Тут в читальный зал с громким топотом и пыхтением влетел почтенный Павел Потапович.

– Натавья Ввадимиговна! Гад вас видеть! Вы, конечно, уже все знаете пго кагтину.

– Павел Потапович! – внимательно посмотрела на вновь прибывшего Коврова-Водкина. – Я не ослышалась? Вы кого-то назвали скотиной?

– Ах, нет! – замахал пухленькими руками почтенный академик. – Вы не так меня поняли, догогая. Я говогю: пгопава кагтина «Гусавка»!

– Что еще за скотина гнусавая? – заинтересовалась Коврова-Водкина. – Пожалуйста, объясните подробней.

Библиотеку сотряс взрыв хохота. Не удержался даже вежливый Евгений Казимирович. Ниночка, склонившись над столом и закрыв лицо ладонями, просто рыдала от смеха. Павел Потапович издавал какие-то булькающие звуки. Из глаз у него ручьями лились слезы.