Тайна Красного озера. Падение Тисима-Ретто

— Вы этот отдых заслужили, Анна Федоровна, — весело сказал Пахом Степанович. — Эвон, сколько отмахали, да столько перемучились!..

С этими словами он торжественно поднял свою кружку. Разгладив усы и бороду, окинув посветлевшим взором молодых геологов, он обратился к ним:

— Выпьемте, ребятки, за то, что остались все живы, и за будущее наше здоровье. А будем живы и здоровы, то и в экспедицию возвернемся. Да еще помянем добрым словом Федора Андреевича, как-то он там, бедняга…

— За властелина тайги, бесстрашного советского следопыта Пахома Степановича! — ликующая и разрумянившаяся, предложила тост Анюта.

— Какой там я властелин, — отмахнулся таежник, — темный я человек. Вот кто властелин, это да! — указал он на Дубенцова.

Они выпили. Анюта схватилась за горло, отмахиваясь рукой.

— Компотом, компотом запей, — подал ей банку Дубенцов.

Пахом Степанович лишь крякнул от удовольствия, вытер усы, сказал:

— Хороша, окаянная! Ничего, Анна Федоровна. — закусывая тушенкой и улыбаясь, посмотрел Пахом Степанович на девушку. — В тайге эта штуковина пользительная: лекарство от любой болезни.

— Первый раз в жизни пробую спирт, — вытирая слезы и смеясь, оправдывалась Анюта. Такая гадость, хуже хинина!

Они дружно принялись за ужин, продолжая перебрасываться веселыми репликами. Рядом трещал костер, бросая неровный свет на их счастливые лица. Полноликий месяц сиял над тайгой. Переливаясь в бронзовых бликах, рядом шумела в своем извечном беге вода в речке, сурово и таинственно молчала глухомань леса.

Утром раньше всех проснулась Анюта. Солнце только еще всходило. На листьях и хвое деревьев, на траве лежала густая серебристая роса. День занимался прохладный, в величественном покое и тишине. Очарованная лесным утром, девушка, зябко вздрагивая, подошла к речке и долго стояла, слушая, как говорливо булькает вода, как начинается в лесу птичий гомон, любовалась щедрым золотом, разлитым солнцем по небу. Вверху, испугав Анюту, просвистела крыльями стремительно пронесшаяся стая уток.

Постояв так с минуту и проводив глазами стаю, девушка спустилась к воде умыться. Вода переливалась чистейшим хрусталем. Сквозь ее прозрачные струи отчетливо вырисовывались разноцветные камешки на дне, пугливые стайки мелкой рыбешки, сверкающей перламутровыми боками. Иногда откуда-то из-за большого камня выползал безобразный большеротый хищник-бычок, поводя своими перепончатыми широкими плавниками-крыльями и жабрами. Угрястое тело бычка пугало своей уродливой формой, и Анюта бросала в него камешками, чтобы он скрылся с глаз и не нарушал утренней красоты природы.

Никогда еще, кажется, в жизни Анюты острое ощущение такой красоты природы и великого покоя не владело всем ее существом, как в эту минуту. И никогда, пожалуй, не было столь полным и ярким чувство счастья. Она любила друга, любила отца, любила мать, любила свою заботливую Родину, свой труд, любила эту суровую и величественную природу. И была любима сама. Как ей хотелось в эту минуту быть хорошей подругой, хорошей дочерью, хорошим геологом! Хотелось совершить такой подвиг в жизни и труде, который был бы достойным ее друзей и любимых, ее народа. И ей несказанно захотелось сейчас быть там, где люди бьют шурфы на угольной сопке, трудиться, изучать, искать. Отныне никому не позволит она обращаться с собой, как с девочкой-баловнем. В душе ее созрело мужество и стойкость; она будет упорно трудиться, будет нести на плечах такой же груз и испытывать те же лишения, как все!

А сейчас… сейчас она сделает все, чтобы быть полезной в этом трудном походе, — она будет заботливой хозяйкой.

Потом она думала о Викторе. Ее чистая и светлая девичья фантазия уносила их обоих в будущее. Полуприкрыв глаза, Анюта видела себя и его идущими рука об руку по жизни — то строгими, деловыми, то веселыми, счастливыми; а впереди — сияющая вершина, взобравшись на которую можно далеко и ясно увидеть все, все. Кажется, никогда еще не был ей так дорог Виктор, как в эту минуту.

«Милый, милый, сколько выносишь ты, сколько в тебе самоотвержения и безропотности! — мысленно говорила она. — Так почему же ты никогда не пожалуешься, не попросишь у меня помощи? Или я плохой помощник? Тогда знай: сама буду голодной, а тебе отдам последнее; ты будешь рисковать — я буду рядом с тобой!»

Анюта умылась и вернулась к палаткам с приятным, радостным, как бы обновившимся чувством. Весело спорилась работа в ее руках, когда она принялась готовить завтрак. При этом она старалась все делать бесшумно, чтобы не разбудить мужчин.

Солнце поднялось уже довольно высоко над лесом когда проснулись Пахом Степанович и Дубенцов. Их ждал горячий завтрак, приготовленный девушкой.

— Эх, Анна Федоровна, да и добрая же будет из тебя хозяйка! — заметил Пахом Степанович, вернувшись после умывания веселым и приободрившимся.

Девушка слегка смутилась и, поправляя косы, сколотые на затылке, мельком взглянула на Дубенцова. Молодой геолог тоже взглянул на нее и смущенно улыбнулся. Между тем старый таежник, натягивая свои неистребимые бродни, рассуждал: