Тайна Кристин Фоллс

Пять порций джина сделали свое дело, и в замочную скважину Долли попала не сразу. В передней гулял сквозняк, тянуло откуда-то из глубины дома. Долли это заметила, но особого значения не придала. На кухне негромко играло радио — «Инк Споте» пели «Ложь — это грех», но Долли решила, что в спешке забыла его выключить. Она повесила пальто на крючок и прошла в гостиную — там тоже царил непривычный холод. «К зиме надо купить электрокамин, — подумала она. — Такой, в котором горит красный огонек, и кажется, что пылают дрова». Долли опустилась на колени и закладывала дрова в топку, гадая, где же спички, когда услышала их. Обернулась — они стояли у двери на кухню. Все вокруг замедлилось, словно поезд, в котором она ехала, сбавил скорость до минимума. В состоянии шока Долли подмечала любопытнейшие детали: на толстяке свитер ручной вязки, при электрическом свете его волосы отливают рыжим; у тощего нос красный, как с мороза, между перепачканными табаком пальцами зажата не просто сигарета, а самокрутка. Еще она с поразительной четкостью увидела то, что не могла видеть в принципе, — разбитое стекло в двери черного хода — и почувствовала, как в брешь льется прохладный ночной воздух. Зачем же они включили радио? Почему-то сильнее всего пугало именно его пение, фальцеты тех черных ребят. «Добрый вечер!» — любезно проговорил тощий. Сперва Долли ощутила лишь щекотку в низу живота, но потом по ногам хлынул обжигающий поток густой жидкости, и на коврике перед камином расплылось темное пятно.

Такси, древний «форд», отчаянно хрипя, трясся по темным, погруженным в тишину, улицам. К такому Квирку следовало привыкнуть давно — звонок в ночи, поездка по спящему городу, «скорая» на обочине дороги, несколько патрульных машин, крыльцо, на котором маячат крупные мужчины с незапоминающейся внешностью. Один из них, в длинном плаще и мягкой фетровой шляпе, вышел ему навстречу.

— Мистер Квирк, это вы? — с радостью и удивлением спросил он.

Инспектор Хакетт! Настоящий увалень с веселыми внимательными глазами. Это он позвонил среди ночи.

— Здравствуйте, инспектор! — Квирк пожал широкую, как лопата, руку — Мисс Моран здесь? — Он внутренне поморщился: так глупо прозвучал вопрос.

В глазах Хакетта вспыхнул огонек.

— Кто, Долли? — переспросил он. — Да-да, она здесь.

Хакетт провел Квирка в переднюю буквально на цыпочках, чтобы не мешать двум экспертам-криминалистам, снимавшим отпечатки пальцев. Квирк с ними не раз пересекался, хотя имена так и не запомнил. Они кивнули ему, таинственные и чуть самодовольные, как все эксперты, по лицам которых кажется, что они смеются над известной лишь им шуткой. В гостиной царил хаос: стулья опрокинули, диван выпотрошили, ящики вытащили из стола, документы изорвали в клочья и разбросали по полу. Молодой, облаченный в форму полицейский с прыщами, выпуклым кадыком и чуть позеленевшим лицом сторожил кухню. За его спиной царил еще больший беспорядок, особенно вопиющий в безжалостном свете голой лампы. Запах, стоявший на кухне, Квирк знал так хорошо, что едва его почувствовал.

— А вот и ваша мисс Моран! — с легкой иронией воскликнул Хакетт.

Лодыжки Долли стянули чулками, запястья — электрическим проводом. Она лежала на правом боку, намертво прикрепленная к опрокинутому на пол кухонному стулу. Одну руку она как-то ухитрилась высвободить… Поза Долли потрясла Квирка до глубины души. Прижатые к груди колени, вытянутая вперед рука — не человек, а манекен!

— Вы позвонили мне на домашний номер, — начал склонившийся над трупом Квирк. — Вам его в больнице дали?

Хакетт показал прямоугольник из белого картона, который держал на ладони, словно фокусник карту.

— Очевидно, ее вы здесь оставили во время прошлого дружественного визита, — насмешливо предположил он.

Глава 7

Молодая монахиня с лошадиными зубами распахнула дверь и отступила в сторону, жестом пригласив войти. Длинная узкая комната разбудила смутные воспоминания, и на миг Бренда ощутила себя девчонкой, дрожащей на пороге кабинета матери-настоятельницы. Массивный стол из красного дерева, шесть стульев с высокой спинкой, на которых никто никогда не сидел, вешалка без одежды… В нише статуя Богоматери. Размером в три четверти человеческого роста, несчастная в своем бело-синем одеянии, она держала большим и указательным пальцами лилию, символ невинности. В другом конце комнаты под потемневшим от времени портретом какого-то святого мученика стоял антикварный столик, а на нем — лампа, книга записей в кожаном переплете и два телефонных аппарата — зачем два? Молодая монахиня незаметно исчезла, беззвучно притворив дверь за спиной Бренды. Завернутая в одеяло малышка спала, и Бренду окружала тишина. «Что это за деревья? — гадала она, глядя в окно. — Может, они только кажутся незнакомыми? Здесь ведь все такое!»