Лакей распахнул дверцы и вскочил на козлы, придвинувшись вплотную к кучеру, так что оставалось место для моего друга.
Эллен села в карету и дала мне за труды.
Стагарт в свою очередь вскочил на козлы и лошади помчались.
Я стоял, не зная, что мне предпринять.
Очевидно, Стагарт не был подготовлен к тому, что за Эллен приедет экипаж, и поэтому не мог мне дать никаких инструкций.
Я решился действовать на собственный страх, позвал извозчика, дал ему пять долларов и велел ему следовать за экипажем.
Кучер был, очевидно, удивлен, что простой носильщик берет извозчика, да еще платит так щедро, но вероятно думал, что я переодетый сыщик, так как он обошелся со мною очень вежливо и поехал вслед за мчавшимся впереди нас экипажем. Между тем, я переменил свою верхнюю одежду, насколько это было возможно. Под синей блузой у меня был пиджак. Старую шляпу я заменил новой и снял привязную бороду.
Внешность свою я таким образом совершенно изменил.
Впрочем, теперь не требовалось больше соблюдать необыкновенную осторожность, так как преступники в Чикаго, наверное, уже получили извещение из Нью-Йорка, что Стагарт и я окончательно убраны с их пути.
Я знал, что тетка Эллен жила около набережной Мичиганского озера в 47-й улице.
Поэтому я был очень удивлен, когда экипаж, в котором сидела Эллен, направился в совершенно другую сторону и остановился перед каким-то уединенно расположенным домом.
Я велел кучеру обогнать карету и запомнил дом, в котором исчезли Эллен, Стагарт и лакей.
Пять минут спустя я велел кучеру остановиться, вышел из экипажа и медленными шагами, как бы прогуливаясь, направился обратно к дому, в котором исчезла Эллен.
Дом был закрыт; в третьем этаже виден был свет и вскоре весь этот этаж осветился.
Все уже другие этажи находились в полной темноте. По ту сторону улицы была маленькая аллея, вдоль которой шла канава.
Я залег в эту канаву и ждал дальнейшего хода событий. Ничего другого я пока не мог предпринять.
Я увидел, как лакей и Стагарт проходили мимо одного окна. Затем у открытого окна третьего этажа появился Стагарт и, вынув из кармана белый носовой платок, чихнул.
Я осторожно приподнялся в канаве и взмахнул своим носовым платком.
Затем я снова исчез.
Стагарт, очевидно, меня заметил, так как я ясно видел, что он кивнул головой и затем отошел от окна.
Мало-помалу в доме погасили огни, и он погрузился в темноту.
Я лежал в канаве уже часа три, и между тем не произошло ничего необыкновенного.
Но кто опишет мое удивление и мой ужас, когда я вдруг увидал, что на улице показались погребальные дроги в сопровождении нескольких одетых в черное факельщиков и остановились перед этим домом.
Хотя я уже не раз бывал в более неприятных положениях, все же это неожиданное явление, для которого я не находил объяснения, произвело на меня крайне удручающее впечатление.
Но мне не оставалось ничего другого, как смирно лежать в своей засаде.
Факельщики имели при себе факелы, свет от которых доходил до середины улицы. Поэтому я находился в полном мраке.
Через две минуты после появления у дома дрог, открылись широкие ворота дома. Туда вошли четверо факельщиков и через несколько минут вынесли гроб.
Они распахнули дверцы дрог, втолкнули туда гроб и снова закрыли дверцы.
Медленно повернули обратно дроги и поехали той же дорогой, которой приехали, сопровождаемые факельщиками.
Несколько прохожих обнажили набожно головы, с удивлением посмотрели вслед погребальной процессии и затем продолжали свой путь.
Очевидно было, что эти таинственные дроги имели какое-то особенное значение.
Самые ужасные мысли мелькнули в моей голове.
Что если Эллен убита и теперь тайком ее труп отвозят на кладбище? Но это противоречило бы содержанию угрожающих писем, полученных мистрис Чемберлен.
Быстро решившись я пошел медленно вдоль канавы, оставаясь все в темноте, за дрогами. Один из факельщиков отстал немного от других. У него развязались тесемки на сапогах, и он наклонился на краю канавы, чтобы завязать сапоги.
В этот момент у меня зародился безумно-смелый план.
С быстротой молнии я выскочил из канавы, схватил этого человека за горло и втащил его в канаву. Как железными тисками сдавил я ему горло.
Для меня не было другого исхода, я по необходимости должен был решиться на это.
Мой противник был в первый момент так поражен, что он и не думал защищаться.
Когда он собрался защищаться, было уже слишком поздно.
После короткой борьбы руки его повисли, как плети.
Я его задушил.
С быстротой молнии я стащил с него одежду и надел ее на себя. Затем я нахлобучил на глаза его шляпу, вскочил и побежал за дрогами, которые уже были на другом конце улицы.
На южном конце Чикаго, в одной миле от Равенсвута, расположено католическое кладбище. Туда, очевидно, и направлялись дроги.
Едва только они проехали за границу городской черты, как свернули налево, переехали через железнодорожный путь и наконец остановились в поле перед каким-то большим зданием.
Я все время держался на почтительном расстоянии от трех факельщиков.