Тайна крови (СИ)

— А если женщине это не нужно?

— Значит женщина не понимает, чего хочет.

— Ай, — я отмахнулась. Проще убить, чем переубедить. Они с Хартманом два пуанта пара! Втемяшили в свою голову невесть что, и меряются писюнами, полагая, что мне это надо. А я возьму и Таххира выберу! Не выберу, конечно, но чисто теоретически…

— Перерыв окончен. В центр зала.

— Что, уже?

— Ты мне нравишься, Ландрин. А значит тебя я гонять буду особенно жестко.

— Класс! А можно разонравлюсь? — тем не менее, я улыбнулась и засунула ноги обратно в пуанты.

На самом деле, любой танцор глубоко в душе мазохист. Мы обожаем этот момент, когда кажется, что ноги уже не гнутся, легкие обжигает от боли, перед глазами темные круги — все, упадешь сейчас. Но звучит музыка и у тебя за спиной вырастают крылья. Ты забываешь обо всем вышеупомянутом и паришь, дышишь, живешь. Ровно до последней ноты, с которой суровая правда жизни обрушивается на тебя с силой падающей высотки и грозит превратить в лепешку. Да какую лепешку, что там после такого удара вообще останется…

Разучивая новые движения из постановки, которую нам совсем скоро предстояло исполнить перед несколькими тысячами зрителей, я нет-нет бросала взгляды на планшет. Но после трех звонков Ползучего Великородия он перестал светиться и прыгать.

Получив замечание и строгий взгляд от балетмейстера, я больше не отвлекалась, полностью сосредоточившись на своем отражении в зеркале, батманах, рондах, арабесках и прочих элементах, из которых состояла балетная магия. Я думала лишь о том, как буду блистать на сцене перед фетом Сайонеллом, как будут светиться радостью его глаза. Надеюсь, это станет хотя бы малой компенсацией за все тяготы, что я ему доставила.

— Хорошо, — резюмировал Макс в конце второго полуторачасового марафона. — В основном ты движения знаешь. Осталась концовка.

Я медленно вдыхала через нос и выдыхала ртом. Вот только сейчас выдохнуть забыла и, подняв руки наверх, уставилась на балетмейстера.

— Какие-то проблемы?

Поцелуй. Блюз для двоих заканчивается поцелуем. В губы. А я не могу в губы. Даже на сцене. Тем более на сцене!

— Эм… — выдохнула я, опуская руки.

— Что, снова принципы, Аллевойская?

— Не то, чтобы принципы. Это личное… Связанное с родителями. Я не смогу… на публику…

Почему-то он сразу понял, что я имею в виду не гранд жете, не аттитюд в развороте и не семь фуэте подряд…

— Ландрин.

— Если это делает невозможным мое выступление — ладно.

Он вскинул брови:

— Даже так?

— Я серьезно, Максимилиан. Это не прихоть, это…

— Личное. Я понял. Хорошо. На этот случай придумано немало сценических хитростей. Но в таком случае — никакого перерыва!

Он развернулся, а я улыбалась широкой мускулистой спине в обтягивающей черной майке. Опа. Уже благодарно улыбалась смеющемуся взгляду, который смотрел на меня через зеркало!

Через пять часов я напоминала свои старые пуанты. Выглядела так же уныло, что хотелось отнести на мусорку. Ну, или в морг. Потому что я лежала на полу и отказывалась шевелиться. Ноги ломило, все тело пульсировало и ныло. Сейчас бы горячий душ, массаж и спатеньки! Или сауну и бассейн. Ага. Мечтать не вредно!

— Встретимся вечером? — надо мной склонилось невероятно привлекательное лицо балетмейстера, в ореоле лампочки напоминавшее ангельский лик.

— Ты некромант? Умеешь поднимать мертвых?

— Легко!

И кто бы сомневался? Он действительно легко поднял меня с пола и покружил. Вот только в отличие от сотни других кружений, что мы сегодня репетировали, это было теплым, искренним и настоящим. Я смеялась, вцепившись в его сильные плечи и уткнувшись лицом в его шею. Наконец, меня опустили на пол, но придерживали, чтобы мир перестал крутиться и пытаться меня уронить.

— И? Твой ответ?

— Я бы с радостью, но у меня брат натворил дел… Разбил лицо парню из школы и, боюсь, теперь у нас обоих огромные проблемы. Предстоит провести воспитательную беседу, а я понятия не имею, что ему сказать.

— За что разбил?

Макс помог дойти до лавочки и избавиться от пуантов. Я благодарно потянулась, на миг закрыв глаза, размяла пальцы и в этот раз с удовольствием приняла бутылку воды. Отпила несколько небольших глотков и произнесла:

— Вроде как что-то связанное с… эм… проститутками.

— Ого! Сколько ему?

— Шестнадцать.

— Знаешь, я бы доверился ему. Парня в этом возрасте очень легко сломать. Сделать из него импотента, гомика, насильника или маньяка. Мы агрессивны от природы. Мы охотники, несмотря на то, что современные женщины сами предлагают себя и нужда в охоте отпала. Это заложено природой. Когда кто-то заставляет тебя усомниться в том, что ты мужчина, начинаешь за это бороться.

— О да, нашла у кого спросить совета! Тебе сколько? Далеко уже не шестнадцать, и ты тоже собираешься бить морду другому парню.

— Это жизнь, Ландрин. Несмотря на то, что скажет директор, твой брат поступил правильно. В мужской среде нужно действовать с позиции силы. Только тогда к тебе перестанут цепляться, когда поймут, что у тебя есть зубы.

— И что, просто позволить директору его наказать? Наказать самой?

— Решать только тебе. Но будь это мой брат, я бы им гордился.