Тайна Кутузовского проспекта

… Я был точен в формулировках, думал он, отхлебывая глотки шипучего «Боржоми»; я абсолютен и в прогнозе: Штаты и Западная Европа не простят погромов, а они нужны нам как воздух: назван истинный виновник, ату его, ищите! Пусть резвятся, нам-то надо будет работать в то время, руки развязаны! Изоляция бросит эту страну в объятия Востока, что и требовалось доказать: конкуренции быстрого Запада не будет, непрерывность процесса накопления нами капитала будет продолжаться; лишь интернациональная демократия может арестовать Хонеккера или Живкова за вывоз капитала… Надежная тирания никогда на это не пойдет. Тем более плебсу объяснили, в ком кроется зло, пока-то разберутся, на наш век хватит, а после нас хоть поток… Нет, я абсолютно точен в позиции; если сюда и возвращаться, то лишь под охраной танков, иначе здесь ничего невозможно: страх въелся в поры, разложил мысль, сделался характером, точка…

… Он лежал, забросив руки за голову, порою поднимался с тахты, делал глоток «Боржоми», брал ложку студня, политого чесночным соусом (нет ничего прекраснее этого кулинарного чуда), и снова ложился, неторопливо перебирая в голове фамилии, даты, встречи, свои слова и слова тех, с кем сводила жизнь.

Строилова нет, это последнее звено, связывавшее его с прошлым.

Все остальное двоякотолкуемо, лишь старик мог привнести эмоциональную окраску делу, а в этой стране нет ничего страшнее эмоций, царствует философия столь угодной традициям сходки, которая никакого отношения к закону не имеет – страсти, вилы, кровь…

Шинкин и его люди – гранит, мой Никодимов – тоже; кто-кто, а они понимают, что спасение лишь в одном – глухой отказ и молчание…

Да и моя психинвалидность – гарантия ото всех случайностей.

Время сейчас быстролетно – как при всех временных демократических деформациях; новости каждый день; только во времена спокойно-надежной диктатуры общество живет долгой и мстительной памятью, информация нулевая, сконструирована пропагандистами, которые строят нужные модели жизни, к самой жизни никакого отношения не имеющие, но именно поэтому и становящиеся настоящей жизнью, чудеса в решете… Ничего, все еще вернется на круги своя, вот тогда-то я сюда вернусь на белом коне и воспою гимн тому, что сейчас стараются предать забвению, гимн верховному вождю, без которого мои соотечественники державу пропьют и просрут в одночасье…

… А Колчак… Сложный вопрос… Спаси бог рассердить америкашек, им нужно, чтоб все было идеально, включи рассказ об адмирале, о том, что на него у нас копали, – вмиг найдутся нелюди, которые обвинят меня в том, что я – агент ЧК… Про адмирала надо будет в Штатах нюхать, советоваться с ихними историками… И козырная карта у меня в кармане: министр Абакумов, по словам полковника Либачева, был вызван Лаврентием Павловичем, и тот предложил пригласить Зойку к сотрудничеству: «Поезжай к своему долбарю, он на юге живет, рядышком с атомным центром, склони его к помощи нам, в золоте выкупаем, все простим». – «А дочка? Ее со мной пустите?» – «Курочка моя, да ты что?! Она у нас в залоге останется! Разве можно тебя с довеском отпускать?! Это после того, как Тэйт станет работать на нас, тогда мы девочку к тебе отправим, сейчас никак нельзя». – «Я не шлюха, принципами не торгую». – «Да разве койка – это принцип?» – «Если любовь – да! Самый что ни на есть высший принцип!..»

Колчака надо расписать с фугасом; они ж недоумки, америкашки-то, минутой живут, вечности чураются… Им надо Колчака так расписать, чтоб поняли: демократия в России невозможна, а миру – опасна. Чем больше у нас демократии, тем скорее ее зальют кровушкой; того, кто не умеет отдать приказ на массовые расстрелы, прикончат, у нас над демократом Керенским по сю пору смеются, а Ивана Грозного с Иосифом Великим боятся, а потому чтут, парадокса в них ищут, глубинку, хотя любой нормальный человек должен был бы завопить: «Кровавые злодеи, истерики, зачем господь не сжег вас молнией за преступления ваши!» А – молчат! Фокусничают! Лазейку для отступления берегут!

Дай мне сейчас право навести порядок – за неделю б навел.

В первую ночь – арест пары сотен тысяч, на другой день – военно-полевые суды, в тот же вечер публичные расстрелы; на третий день – арест пары сотен тысяч бракоделов и лентяев, военно-полевые суды, немедленные расстрелы; на четвертый день – обращение миллиона трудящихся о необходимости ввести карточки и навсегда закрыть границы; специальные выпуски газет и журналов в поддержку этой инициативы рабочего класса; показательный процесс десяти-пятнадцати редакторов газет, журналов и телевидения с показом после программы «Время»: «Да, мы были агентами всемирного масонского союза и хотели реставрации капитализма, получали за это деньги от ЦРУ, Солженицына, Израиля, испанского наследника Романова, неонацистов и ЮАР, пообещав им отдать Украину, Литву и Абхазию».