Тайна Кутузовского проспекта

Положив трубку, он явственно увидел лицо генерала, бездонные голубые глаза, скорбный рот с опущенными уголками и тщательно заштопанные рукава старенького свитера (а я даже не знаю, что случилось с женой капитана; почему развод; такой семейный человек; верно, «нежным дается печаль»; кто им стряпал, кто стирал; как поздно мы вспоминаем обо всех этих мелочах, которые и определяют жизнь). Именно эти заштопанные рукава, чиненая скатерть на столе и скрипучие кресла вспомнились сейчас ему особенно явственно; кто объяснит требовательную выборочность памяти?

Через «воки-токи» Костенко вызвал дежурного; тот словно бы понял, что интересует полковника.

– Никодимова и неизвестный с цветами стоят возле официальных делегаций…

– Хорошо… Пусть наша девушка попросит их срочно позвонить в Росконцерт… Дэйвида пригласите в депутатский, я туда подойду… Пусть товарищи смотрят за Никодимовой и ее спутником. После разговора с Росконцертом они будут с кем-то связываться, меня интересует этот номер… Никого из тех, чьи фото я показывал, в зале нет?

– Нет.

– А на стоянке?

– Тоже.

– Здесь должен быть кто-то еще… Смотрите в оба…

Через три минуты Костенко поднялся, надел темные очки и, пройдя через служебный вход, двинулся навстречу Дэйвиду, который, весело болтая с аэрофлотской девушкой, семенил в депутатский зал.

Костенко пристроился рядом, кивнул девушке: «Спасибо» – и, взяв Дейвида под руку, тихо спросил:

– С прибытием, Давыдов, припоминаете меня?

– В чем дело? Кто вы? – Дейвид испуганно повернулся к нему и, побледнев, попробовал выдернуть руку.

Костенко покачал головой.

– Десять минут назад ваши знакомые убили очень хорошего человека… Подельца Зои Алексеевны Федоровой… Пошли кофейку выпьем, здесь рядом… Люди кругом, не волнуйтесь; надо перемолвиться…

– Погодите, погодите! Вы товарищ Костенко?! – деланно изумился Дэйвид. – Рад вас видеть…

– По поводу радости – не надо.

– Нет, но вы меня ошарашили! «Мои знакомые», кого-то «убили». О чем вы?!

– Пошли присядем… Не надо на проходе толочься…

– Знаете что, товарищ Костенко, давайте расставим точки над «i». – Дэйвид полез за сигаретами, но никак не мог попасть в карман. – Я никакой не Давыдов, а Джозеф Дэйвид, гражданин США… И я нахожусь в международной зоне, а не в России! Я еще не перешел вашу границу… Поэтому я сейчас подниму такой крик, что Горбачеву с его перестройкой это не понравится, а уж нашему Бушу тем более…

– Вы-то не перешли границу, – согласился Костенко, – зато ваш паспорт перешел… Вы ж его сами аэрофлотской девушке отдали…

– Это провокация, – сказал Дэйвид упавшим голосом. – Я протестую…

– Против чего? Я приглашаю вас выпить чашку кофе… Только лишь… Разговор пойдет на людях, секретов особых нет… Хотя вы можете попросить меня перенести разговор в другое место, без свидетелей, – чтобы у вас не было неприятностей в Нью-Йорке… Это только кажется, что Двадцать третья улица и ресторан «Эль Кихоте» далеко от Шереметьева…

Дэйвид дрогнул:

– Откуда вы зна… Хорошо, я не против, давайте выпьем кофе, но я не понимаю, в чем дело? Меня люди ждут…

– Если хорошие люди – подождут.

Костенко подвел Дейвида к пустому столику, рассеянно кивнул на стул, отошел к стойке бара; шумная группа туристов, вылетающая «по трассе дружбы Москва – Берлин», толпилась возле бара; судя по одежде, туристы из провинции, цвет пиджаков и брюк удручающе коричнево-черен; когда ж мы оденем по-людски несчастных, чтобы в нас не тыкали пальцами? Где совесть у тех, кто обязан думать о престиже страны? встречают-то по одежке, не по чему еще…

Заказав кофе, бутерброды с колбасой и две рюмки водки, Костенко терпеливо ждал, пока все это поставят на поднос; не оборачивался, был убежден, что Дэйвид ждет его, готовясь к разговору, лихорадочно просчитывает варианты ответов, а вопросов-то может быть уйма, есть чем интересоваться; это хорошо, что он сейчас бьется жопой об асфальт, пусть себе, василек…

Костенко расплатился с неохватной буфетчицей (бедненькие, со страху ведь толстеют, норовят сразу же утолить вековечный голод, наесться от пуза, боятся, что завтра отнимут место, закроют бар, запретят торговлю, у нас всего можно ждать); повернулся, увидел Дэйвида, который стремительно и жадно, как урка перед допросом, затягивался «Кэмэлом» без фильтра, ободряюще кивнул ему и снова сразу же – высверком, грохотом – увидел лицо генерала Строилова, когда тот медленно, рушаще, словно старая сосна, падал на пол в прихожей…

Медленно опустившись рядом с Дэйвидом, полковник потер веки; снова появилось лицо Строилова – близкое, прекрасное, живое.

Достав «воки-токи», Костенко вызвал «девятого».

– Слушайте-ка, свяжитесь с нашими, пусть выяснят, где тело генерала… И объясните сыну – это надо сделать архитактично, – что необходимо отправить покойника в морг… Для вскрытия… Меня интересует лобная часть, особенно правый висок… Если там набухла гематома от удара, значит, он не умер, а его убили…

Спрятав «воки-токи», Костенко поднял наконец глаза на Дэйвида; тот сжимал окурок, не чувствуя, видимо, боли, хотя тлеющий огонек явственно жег кожу.