Дальше Сухайл начал копать сам, уступая место другим только на время молитвы. Терпения мужа не описать никакими словами. В душе он, без всяких сомнений, сгорал от желания поскорей раскидать, расшвырять песок, однако ж не ускорил работы – напротив, замедлил ее. Вскоре сия осторожность была вознаграждена: в стене под притолокой обнаружилось нечто твердое, по ближайшем рассмотрении оказавшееся искореженными, изломанными остатками бронзовой петли.
Там, где была петля, когда-то имелась и дверь. Отсутствие двери означало, что нашим невысказанным надеждам на нетронутое помещение, по всей вероятности, сбыться не суждено, но мы продолжили копать.
И вот песок кончился. Воткнутая в дверной проем, под притолоку, лопата провалилась в пустоту. В этот момент я сидела на верхних ступенях лестницы, ожидая наполнения очередной седельной сумки, чтоб оттащить песок прочь, и едва сдержала желание броситься вниз, перебраться через мужа и хоть одним глазком заглянуть в дыру.
– Видишь что-нибудь? – спросила я.
– Нужен свет, – откликнулся он.
Я бросилась к краю плато и окликнула тех, кто оставался в лагере.
Нам принесли спички. Сухайл осторожно сунул огонек внутрь. Спичка не погасла, свидетельствуя, что воздух внутри вполне нормален. Тут уж дыхание затаила не только я.
Сухайл долго вглядывался в темноту и, наконец, оторвался от отверстия.
– Коридор, – сообщил он. – На стенах резьба, но деталей не разобрать. Нужно освободить дверной проем.
Невзирая на все наше нетерпение (особенно рьяно рвался вперед Эндрю), спешить он нам не позволил. Мы принялись расчищать от песка последние ступени и продолжали копать еще долго после того, как смогли бы проникнуть внутрь. Под песком обнаружились остальные петли, а затем и причина, в силу которой Сухайл настаивал на осторожности – остатки сломанной двери.
Состояние двери оказалось неважным. Легкие дожди не могли проникнуть сквозь песок глубже чем на два-три фута, однако какой-то сильный потоп, а то и не один, залил шахту до самого дна. От двери остались лишь фрагменты, и то сильно истлевшие. На случай, если бы нам вдруг хватило воды для нескольких акварелей, я прихватила в дорогу пару кистей, и теперь мы воспользовались ими, чтоб бережно очистить от песка дерево, готовое рассыпаться в труху. Расчищенная, дверь свидетельствовала о многом.
– Похоже, ее выломали снаружи, – сказал Эндрю.
Сгрудившись вчетвером на ступенях лестницы, мы пожирали взглядами открывшуюся картину. Сухайл, не касаясь дерева, провел пальцем в воздухе:
– Думаю, били сюда, отчего дверь треснула у верхнего края, причем от нее отделился фрагмент, соединенный с петлей. Фрагмент, очевидно, сгнил без остатка.
Последовавшее за этим молчание нарушил Том:
– Что же там было такое, ради чего стоило ломать дверь?
«Было…» Что бы там ни было, оно, несомненно, давно исчезло. Однако я знала взгляды Сухайла на археологию: если великие сокровища и разграблены, оставшиеся обломки да черепки могут хранить великое множество новых знаний.
Подсунув под один из фрагментов двери обложку блокнота, Сухайл попытался поднять его. Обломок тут же рассыпался в мелкое крошево.
– Проклятье, – ругнулся Сухайл. – Двери, похоже, не увезти. Даже подъема по лестнице не переживет.
Повернувшись ко мне, он коснулся моего колена.
– О, моя остроглазая, мой ангел карандаша! Не могла бы ты зарисовать ее?
Если угодно, представьте, что вы сидите у входа в доселе неизвестные драконианские руины. В конце каменного коридора, что тянется вдаль, в темноту, вас могут ждать любые чудеса… но вы не спешите взглянуть на них, так как вам велено нарисовать сломанную, полуистлевшую дверь. Да не одну лишь дверь, а и петли, и зеленую, изъеденную коррозией массу, в которую превратилась щеколда, и форму дверного проема, и ведущие к ней ступени!
Можете оценить, насколько я любила Сухайла и уважала его как археолога: я не рванулась вперед, топча трухлявое дерево, чтоб поскорее увидеть, что там, внутри. Я подчинилась его просьбе.
Покончив с этим, мы собрали все, что осталось от двери, – то есть все ее металлические части, и, бережно завернув их в лоскуты ткани, наконец-то двинулись внутрь.
Шли вчетвером: Хайдар и аль-Джелида остались приглядывать за верблюдами. Первым пошел Сухайл, но я следовала за ним, держа его за руку, в шаге позади, только потому, что идти рядом было бы тесновато. Сухайл с Эндрю несли фонари, и в их отсветах можно было разглядеть резьбу, украшавшую стены коридора по всей длине – шагающие фигуры драконоглавых, крылатых драконианских богов и людей, приносящих им жертвы.
– Вздумаешь просить, чтоб я остановилась и зарисовала все это, прежде чем идти дальше, пинка получишь, – шепнула я Сухайлу.
Сухайл рассмеялся в ответ.
Отчего шепнула? По всей очевидности, вокруг не было ни души, и я не потревожила бы никого, как громко ни говори. Однако повысить голос я не смогла бы даже за все железо Эриги.
Вскоре Сухайл остановился, да так неожиданно, что я врезалась в него сзади.
На стены он больше не смотрел. Проследив за его взглядом, я увидела нечто, лежавшее впереди на полу.