Тайна лабиринта

Кобер нигде не упоминает, чем именно болеет. “У меня какая-то необычная болезнь. Врачам потребовалось больше месяца, чтобы определить, что это такое – и они не знают, как это лечить”, – писала она Майрзу. Из-за тогдашнего табу на обнародование диагнозов название этой болезни не фигурирует даже в переписке с близкими людьми. Ни в некрологах Кобер, ни в свидетельстве о смерти не указано, чем именно она болела. Учитывая, что Кобер много курила, это мог быть рак. Ее двоюродная сестра Патрисия Граф, которая была ребенком, когда Кобер умерла, рассказывала, что в семье поговаривали, будто “тетя Алиса” страдала редкой формой рака желудка. (Ее отец, Франц, умер именно от этой болезни.)

Также предполагается, что врачи не говорили Кобер, насколько плохи ее дела. Это вполне возможно: медики тогда редко снисходили до объяснений с пациентами, в особенности с женщинами.

В конце августа 1949 года в коротком письме Кобер информирует Сундвалла о своем здоровье. Она пишет несвойственными ей огромными каракулями – слишком слаба, чтобы сидеть за печатной машинкой: “Естественно, я теперь не работаю над минойским языком”.

Летом – тем летом, когда она предполагала отдыхать – Беннет продолжал слать ей на проверку списки знаков и слов. Но вскоре Кобер почувствовала, что он получает от их сделки больше, чем она. “Ужасно, что болезнь нанесла удар именно летом, когда я надеялась сделать так много с минойским, – писала она Майрзу в конце августа, когда лежала дома после операции. – Моя болезнь задерживает Беннета, но, пока я лежала в больнице, я много думала об этом и поняла, что он требует от меня слишком многого – взамен не дав мне почти ничего. Он лишь позволил мне скопировать его копии пилосских материалов. Далее я буду выстраивать взаимодействие строго на условиях взаимного обмена. Он получит мои фотографии, если я получу его. В противном случае – нет”.

К осени ее состояние опять ухудшилось. В конце октября 1949 года она вернулась из больницы во второй раз, проведя там шесть недель, и снова не смогла выходить из дома. Тем не менее она была полна планов относительно линейного письма Б. 29 октября она пишет Генри Аллену Мо из Фонда им. Гуггенхайма:

Профессор Блеген наконец смягчился и дал мне допуск к пилосским материалам. Я питаю большие надежды, потому что новые материалы дополнили старые, и сейчас их почти достаточно для статистического анализа… Выход Scripta Minoa II все еще под вопросом. Я начинаю думать, что она не выйдет никогда. В следующем году, если позволит здоровье, я начну монографию о минойском языке, сопровожденную опубликованными материалами. Я напишу ее в любом случае, хотя, возможно, публикации придется ждать годы.

В тот же день она сообщила Беннету: “Я надеюсь, что теперь действительно иду на поправку, но на это понадобится время… Как только смогу, я сразу вернусь к проблеме словоизменения… Простите за то, что моя болезнь задерживает вас, а также за то, что я не могу сделать ничего, кроме как обнадежить вас”. В ответ Беннет пожелал ей скорейшего выздоровления – и поинтересовался, есть ли у нее предположения касательно порядка знаков в сигнарии линейного письма Б.

Осенью 1949 года Кобер была официально на больничном, хотя и продолжала работать на Майрза. В ноябре она написала ему: “Мое здоровье, к сожалению, не таково, как следовало бы. Я не прикована к постели, но не могу выходить из дома, потому что 10 недель в больнице из последних 12-ти ослабили ноги так, что я не могу даже преодолеть лестницу. Но хватит об этом. Естественно, все это заставляет меня отложить работу над минойским, на которую я возлагаю большие надежды – если когда-нибудь предварительный анализ будет закончен”.

Она мечтала о Крите. “Я ничего не сделала для того, чтобы поехать в Грецию следующим летом, потому что для получения большинства стипендий требуется справка о состоянии здоровья, которую я в настоящее время представить не могу, – отметила она в том же письме. – Мне нужны сейчас какие-нибудь субсидии, так как я потратила все сбережения на врачей. Но, если музей [в Ираклионе] работает, я каким-нибудь образом туда попаду”.

К концу 1949 года Майкл Вентрис понял, что не в состоянии обходиться без линейного письма Б. Он предпринял самую массированную атаку за все время. Вентрис составил подробную анкету (21 вопрос) и разослал ее дюжине крупнейших ученых, в том числе Алисе Кобер. Пути этих двоих пересеклись во второй раз.