Тайна леди Одли

«Смогу ли я когда-нибудь забыть это? — думал он. — Смогу ли я забыть его отсутствующее бледное лицо, когда он сидел напротив меня в кофейне с „Таймс“ в руке? Есть преступления, которые ничем нельзя искупить, и это одно из них. Если бы я завтра мог вернуть к жизни Джорджа Толбойса, я бы все равно никогда не смог исцелить его ужасную сердечную рану, я бы никогда не сделал его тем человеком, каким он был до того, как прочел ту печатную ложь».

Ближе к вечеру на следующий день дилижанс уже дребезжал и подпрыгивал по ухабистой мостовой главной улицы в Вилленбремейзе. Старинный церковный городок, всегда скучный и мрачный, казался еще более мрачным под седым вечерним небом. Слабо мерцающие фонари, зажженные рано и на больших расстояниях друг от друга, еще больше сгущали тьму, как жуки-светляки увеличивают черноту живой изгороди своим сиянием. Отдаленный бельгийский городок был позабытым старинным местечком, и повсюду бросались в глаза признаки упадка — на фасадах домов в узких улочках, на каждой ветхой крыше и многочисленных трубах. Было трудно представить, по какой причине ряды домов на противоположных улицах были построены так близко друг к другу, что громыхающий экипаж ехал чуть ли не по ногам пешеходов на тротуаре, и им приходилось прижиматься к домам, задевая своей одеждой витрины магазинов; в то время как на широких просторах за городом было достаточно места для строительства. Придирчивые путешественники удивлялись, почему узкие и самые неудобные улицы были самыми оживленными и процветающими, в то время как великолепные широкие проезды пустовали. Но Роберт Одли ни о чем таком не думал. Он сидел в уголке старомодного экипажа, наблюдая за госпожой, сидящей напротив, и пытаясь разглядеть ее лицо под густой вуалью.

В течение всего путешествия у них было отдельное купе, поскольку между Брюсселем и Вилленбремейзе пассажиров немного, и маршрут сохранялся скорее в силу традиции, чем из-за выгоды.

Госпожа не промолвила ни слова за время путешествия, только отказалась от освежающих напитков, предложенных ей Робертом на какой-то остановке. Сердце ее упало, когда Брюссель остался позади, поскольку она надеялась, что он был целью их путешествия; и с болезненным чувством отчаяния она отвернулась от скучного пейзажа за окном.

Она подняла глаза лишь тогда, когда экипаж, подпрыгивая, въехал в огромный, мощенный камнем, четырехугольный двор, окруженный зданиями, бывший когда-то монастырем, а сейчас внутренним двором довольно унылой гостиницы, в подвалах которой пищали и сражались мелкими отрядами легионы крыс, в то время как в апартаментах наверху ярко светило солнце.

Леди Одли содрогнулась, выйдя из дилижанса и очутившись в этом мрачном дворе. Роберта тотчас окружили галдящие носильщики, шумно требующие его «багажи» и громко обсуждающие между собой, в какой гостинице ему остановиться. Один из них побежал по просьбе Роберта за наемным экипажем и вскоре вернулся, таща за собой пару лошадок таких маленьких, что, казалось, были вылеплены из одной обычного размера лошади, понукая их пронзительными криками, дьявольски звучавшими в темноте.

Мистер Одли оставил госпожу в унылой кофейне под присмотром сонного официанта, а сам поехал в отдаленную часть тихого городка. Нужно было совершить некоторые формальности, прежде чем супругу сэра Майкла отвезут в место, предложенное доктором Мосгрейвом. Роберт должен был повидать разных официальных лиц, принести многочисленные клятвы, представить письмо английского медика, пройти через церемонии подписаний, прежде чем он сможет отвезти злосчастную жену своего пропавшего друга в дом, которому суждено стать ее последним пристанищем на земле. Истекли два часа, прежде чем все было устроено и Роберт вернулся в гостиницу, где его ожидала подопечная, устремив отсутствующий взор на пару восковых свечей и оставив нетронутым кофе.

Роберт помог госпоже сесть в наемный экипаж и снова занял место напротив нее.

— Куда вы собираетесь меня везти? — спросила она наконец. — Я устала от того, что со мной обращаются как с непослушным ребенком, которого сажают в темный погреб за шалости. Куда вы меня везете?

— В место, где у вас будет достаточно свободного времени, чтобы раскаяться в прошлом, миссис Толбойс, — мрачно ответил Роберт.

Они оставили за собой мощеные улицы и выехали с огромной длинной площади, вмещавшей в себя по крайней мере полудюжину соборов, на ровный бульвар, широкую освещенную улицу, на которой дрожали тени нагих ветвей, словно призраки скелетов. Тут и там стояли дома, величественные здания с глиняными вазами герани на каменных колоннах у тяжелых ворот. Громыхающий экипаж проехал три четверти мили по этой ровной дороге и подъехал к старым громоздким воротам.

Госпожа вскрикнула, выглянув из окошка кареты. Огромные ворота освещались единственной лампой: величественным сооружением из железа и стекла, в котором слабый дрожащий огонек сражался с мартовским ветром.