Тайна леди Одли

Они действительно успели устроить все за четверть часа, и затем Роберт Одли предложил немедленно отправиться в «Корону и скипетр» или в «Замок», где они могли бы пообедать и поговорить о старых добрых временах, когда вместе учились в Итоне. Но Джордж сказал своему другу, что прежде чем он пойдет куда-либо, прежде чем он побреется или просто как-нибудь освежится после ночного путешествия на экспрессе из Ливерпуля, он должен заглянуть в одно кафе на Бридж-стрит в Вестминстере, где его должно было ожидать письмо от жены.

— Тогда я пойду с тобой, — решил Роберт. — Подумать только, у тебя есть жена, Джордж, какая нелепая шутка.

Когда они вихрем неслись в кэбе через Ладгейт-Хилл, Флит-стрит и Стрэнд, Джордж Толбойс изливал своему другу все те невероятные надежды и мечты, которые так захватили его жизнерадостную натуру.

— У меня будет дом на берегу Темзы, Боб, — радовался он, — для моей маленькой жены и для меня, и у нас будет яхта, Боб, дружище, ты будешь лежать на палубе и курить, а моя женушка играть на гитаре и петь для нас.

Официанты в кафе на Вестминстер уставились на небритого, с запавшими глазами незнакомца в одежде колониального покроя, возбужденного и шумного; но он был завсегдатаем этого местечка в годы своей военной службы, и услышав, кто он, официанты немедленно бросились исполнять его просьбу.

Он хотел немного — бутылку содовой воды и узнать, нет ли писем на имя Джорджа Толбойса.

Официант принес воду прежде, чем молодые люди уселись в укромном уголке у камина. Нет, на это имя не было писем.

Официант произнес это равнодушным тоном, вытирая маленький столик из красного дерева.

Лицо Джорджа стало белым, как мел.

— Толбойс, — повторил он. — Возможно, вы не расслышали — Толбойс. Идите и посмотрите еще раз, письмо должно быть.

Официант пожал плечами, выходя из комнаты, и вернулся почти сразу же с известием, что не было даже похожего имени в отделении для писем. Там были только Браун, Сандерсон и Пинчбек, только три письма.

Молодой человек в молчании выпил воду и затем, облокотившись о стол, закрыл лицо руками. Роберт Одли понял, что это разочарование, каким бы пустяковым ни показалось на первый взгляд, в действительности было очень горьким. Он сел напротив друга, но не пытался заговорить с ним.

Наконец Джордж поднял голову, и машинально взяв вчерашний номер «Таймс» из кипы журналов на столе, уставился на первую страницу невидящим взглядом.

Не могу сказать, сколько он просидел так, глядя на один параграф в списке смертей, прежде чем до его ошеломленного мозга дошло его значение; но после значительной паузы он подтолкнул газету к Роберту Одли и с лицом, изменившимся от бронзового загара до болезненной, серой белизны, и с ужасающим спокойствием указал пальцем на строчку:

«24-го числа сего месяца в Вентноре, Элен Толбойс, в возрасте 22 лет».

Глава 5 Надгробие в Вентноре

Да, там действительно значилось — «Элен Толбойс, в возрасте 22 лет».

Когда Джордж говорил гувернантке на борту «Аргуса», что если он услышит какие-либо дурные вести о жене, то упадет замертво, он говорил чистую правду; и вот они были налицо, наихудшие известия, а он сидел неподвижный, бледный и беспомощный, глядя на удивленное лицо своего друга.

Неожиданность удара оглушила его. В своем странном и смущенном состоянии ума он начал недоумевать, что же случилось, и почему всего одна строчка в «Таймс» имела такое ужасное воздействие на него.

Затем, когда мало-помалу это смутное осознание своего горя исчезло, реальность с болью вторглась в его мозг.

Жаркое августовское солнце, грязные подоконники и потрепанные шторы, кипа игровых счетов, приколотых к стене; потухший камин, лысоватый старик, склонившийся над «Морнинг эдвертайзер»; неряшливый официант, сворачивающий скатерть, и красивое лицо Роберта Одли, устремленное на него с состраданием и тревогой. Ему показалось, что все вокруг него вдруг приняло огромные размеры и затем, одно за другим, слилось в темные пятна, плывущие перед его глазами. В его ушах раздался страшный шум, как от дюжины пароходных двигателей, и последнее, что он услышал, был звук падающего тела.

Он открыл глаза в сумерках в прохладной затененной комнате, тишину которой нарушал только грохот экипажей вдалеке.

Он огляделся в недоумении. Его друг, Роберт Одли, сидел рядом и курил. Джордж лежал на низкой железной кровати, напротив открытого окна, на подоконнике стояли ваза с цветами и клетки с птичками.

— Тебя не беспокоит моя трубка, Джордж? — спокойно спросил его друг.

— Нет.

Он лежал некоторое время, глядя на цветы и птиц: канарейки пели звонкий гимн заходящему солнцу.

— Тебя не раздражают птицы, Джордж? Вынести их из комнаты?

— Нет, мне нравится их пение.

Роберт Одли выбил пепел из трубки, положил ее аккуратно на каминную полку и, выйдя в соседнюю комнату, вскоре вернулся с чашкой крепкого чая.

— Выпей это, Джордж, — сказал он и поставил чашку на маленький столик рядом с кроватью, — это тебе поможет.