Тайна леди Одли

— О сэр, я так хотела поговорить с вами, — горячо зашептала Феба. — Вы помните, что я сказала вам в ту ночь, когда был пожар?

— Да, да.

— Я сказала о своих подозрениях и все еще так думаю.

— Да, я помню.

— Но, кроме вас, я ни с кем ни словом об этом не обмолвилась, сэр, и я думаю, что Люк все забыл о той ночи, я думаю он забыл обо всем, что было до пожара. Он был пьян, когда гос… когда она пришла в «Касл», и я уверена, так ошеломлен и напуган огнем, что все начисто стерлось из его памяти. В любом случае, он и не догадывается о том, что я подозреваю, иначе он всем рассказал бы об этом; но Люк так зол на госпожу и говорит, что если бы она купила ему таверну в Брентвуде или Челмсфорде, этого бы не случилось. Поэтому я хотела просить вас, сэр, чтобы вы ничего не говорили Люку.

— Да, да, я понимаю, я буду осторожен.

— Я слышала, госпожа уехала из Корта, сэр?

— Да.

— Она никогда не вернется, сэр?

— Никогда.

— Но там, куда она уехала, с ней будут хорошо обращаться, не будут жестоки?

— Нет, к ней будут хорошо относиться.

— Я рада этому, сэр. Прошу прощения, что беспокою вас этим вопросом, сэр, но госпожа была доброй хозяйкой.

Из комнатки послышался слабый хриплый голос Люка, сердито требующий, чтобы «эта девица перестала зевать», и Феба, приложив палец к губам, повела мистера Одли обратно к больному.

— Мне не нужна ты, — решительно заявил мистер Маркс, когда его жена вошла в комнату, — мне не нужна ты, тебе нечего слушать, что я собираюсь говорить; мне нужен только мистер Одли, я желаю говорить с ним наедине, и чтоб не подслушивала под дверью, дорогуша, можешь спуститься вниз и там остаться, и забрать с собой мать.

Слабой рукой больной указал на дверь, через которую его супруга покорно удалилась.

— Я и не хочу ничего слушать, Люк, — сказала она, — но надеюсь, ты ничего не скажешь против тех, кто был так добр и щедр к тебе.

— Я скажу все, что захочу, — свирепо ответил мистер Маркс, — и не собираюсь выслушивать твои советы.

Хозяина «Касл» ничуть не изменили его предсмертные страдания, как бы ни были они скоротечны и жестоки. Быть может, слабый мерцающий свет, столь далекий от его жизни, пытался сейчас пробиться сквозь черную тьму его невежественной души. Возможно, наполовину сердитое, наполовину угрюмое раскаяние вынуждало его делать яростные попытки искупить свою жизнь, такую эгоистичную, пьяную и злобную. Как бы там ни было, он облизнул свои потрескавшиеся губы и, обратив свои запавшие глаза на Роберта Одли, указал ему на стул у кровати.

— Вы поиграли мной, мистер Одли, — начал он вскоре, — вы вытряхнули из меня душу, топтали и швыряли меня по-джентльменски, пока я стал ничто в ваших руках, и вы видели меня насквозь и вывернули меня наизнанку, пока не стали думать, что знаете столько, сколько и я. У меня не было особых причин быть вам благодарным, если бы не пожар в «Касл» той ночью. За это я вам признателен. Вообще-то я не испытываю особой благодарности к господам: они всегда дают мне то, что не нужно — суп, одежду, уголь, но, господи боже мой, они поднимают такой шум вокруг этого, что я готов швырнуть им все это обратно. Но когда джентльмен идет и рискует своей жизнью, чтобы спасти такого пьяного грубияна, как я, самого пьяного изо всех, то этот грубиян чувствует благодарность к нему и хочет сказать, прежде чем умрет (а он видит по лицу врача, что ему недолго осталось), — спасибо вам, сэр, я вам обязан.

Люк Маркс протянул свою левую руку мистеру Одли (правая была обожжена и перевязана).

Молодой человек обеими руками взял эту грубую ладонь и сердечно ее пожал.

— Мне не нужно благодарности, Люк Маркс, — сказал он, — я был рад оказать вам услугу.

Мистер Маркс ничего не ответил. Он спокойно лежал, задумчиво глядя на мистера Одли.

— Вы были так странно привязаны к этому джентльмену, что исчез в Корте, сэр, не так ли? — промолвил он наконец.

Роберт встрепенулся при упоминании своего убитого друга.

— Вы были странно привязаны к этому мистеру Толбойсу, как я слышал, сэр, — повторил Люк.

— Да-да, — ответил Роберт в нетерпении. — Это мой лучший друг.

— Я слышал, слуги в Корте говорили, как вы переживали, что не могли найти его. Хозяин гостиницы «Солнце» говорил, как вы были встревожены. «Если бы они были братья, — сказал он, имея вас в виду, — то не могли бы волноваться больше, потеряв друг друга».

— Да, да, я знаю, знаю, — поспешно сказал Роберт. — Ради бога, не говорите об этом. Не могу сказать, как сильно меня это мучит.

Неужели вечно его будет преследовать призрак непохороненного друга? Он пришел, чтобы утешить больного, но даже здесь за ним неотступно шла неумолимая тень, даже здесь ему напоминали о тайном преступлении, омрачившем его жизнь.