Тайна леса Рамбуйе

— Так, так! И Клода арестовал, и для мадам Гаро он же — в утешение! Капитан что надо, на все руки.

— Кто арестовал, какого Клода?

Жан-Поль извинился.

— Простите, Кристина, я отвлекся. В этой драме несколько действующих лиц. Но не всех пока можно выпустить на сцену. Пусть каждый ждет своего часа. Продолжайте.

Месье Курне так и объяснил: ему поручено помочь вдове в тяжелые для нее дни. И она, конечно, подписывала какие-то бумаги, которые он приносил, не читая их, не вдаваясь в суть.

Но вот… Кажется, это случилось на второй день… Кристина полулежала в кресле и смотрела на портрет Гюстава. В голове — полная опустошенность. По квартире неслышно двигались люди. Или тени? Что-то двигалось и разговаривало. И через затуманенное сознание донеслось: «Кремация… Кремация состоится… Кремация готовится…»

Как? Почему кремация?!

Кристина позвала, и к ней бросилось несколько человек.

— Почему кремация? Он всегда был против. Он часто говорил, что если вдруг… случится, то… кремации не надо!

И все вокруг засуетились, зашуршали:

— Почему кремация?

— Кто распорядился?

— Кто решил?

Никто не знал, кто и почему решил, что Гаро нужно кремировать. И тут среди общего замешательства появился месье Курне и пояснил, что мадам Кристина Гаро сама распорядилась — кремировать, но, видимо, позабыла.

— Нет, — отвечала Кристина, — я такого не говорила никогда. Он всегда был против.

Все решили, что месье Курне что-то напутал и не так понял мадам Гаро. Однако он принялся доказывать, что лучше всего кремировать. Так продолжалось какое-то время: Кристина говорила «нет», а он с жаром переубеждал.

На Курне стали шикать — услужливый полицейский явно переступал грань.

От бессонных ночей и возникшего спора Кристине сделалось плохо, послали за доктором, и она не помнит, чем кончилась эта странная стычка. Но кремировать Гюстава не позволила.

— В каком морге хранился труп? — спросил Жан-Поль.

— В клинике Фош.

— Вы были там?

— Нет. Не могла. Не смогла.

Жан-Поль поднялся, поцеловал Кристине руку.

— Я покидаю вас, но еще не раз приду.

Жан-Поль хотел тут же ехать в клинику Фош, но на улице уже сгущались сумерки. Решив, что на сегодня хватит, не спеша направился к Триумфальной арке. Зажигались огни. Каменный свод арки, подсвеченный снизу, словно огромный магнит притягивал к себе вереницу машин, и они, как заводные игрушки, крутились вокруг разноцветным кольцом.

На Елисейских полях текли потоки людей, сияли витрины авиакомпаний, автомобильных магазинов, модных лавок. Жан-Поль занял столик на тротуаре, заказал лимонад и, отдыхая, рассматривал прохожих.

Публика на Елисейских полях особая — экстравагантная, праздная. В вечерние часы народу прибавляется, но не дела гонят людей в этот прогулочный уголок Парижа. Жан-Поль на свой лад разглядывает прохожих: приметив чем-то заинтересовавшего его человека, он следил за ним, пока тот не скроется, не затеряется в толпе. Случалось, что запримеченная фигура проходила мимо снова и снова.

В третий раз из толпы вынырнула рыжеволосая девица в высоких сапогах и голубых брюках-галифе, тесно облегавших круглый, как глобус, зад. Стремительная, с наклоном вперед походка и голубые округлости делали женщину похожей на воздушный шар — казалось, она вот-вот взлетит и повиснет в воздухе.

Дважды продефилировал мимо курчавый юноша с белоснежной болонкой на поводке. Собачка поминутно останавливалась, чтобы взглянуть на хозяина, и он одобряюще ей улыбался.

— Месье Моран? Добрый вечер, месье Моран!

Высокий русоволосый молодой человек приветливо улыбался, но Жан-Поль не припоминал незнакомца.

— Вы меня не узнаете, месье Моран? Робер Дюк — друг вашего племянника Клода, журналист. Вот, пожалуй, пока и вся моя биография.

— Ах да, Робер! Конечно. Я вас не узнал, и немудрено — мы виделись всего один раз. Присаживайтесь.

— Я вам не помешал?

— Разве я похож на занятого человека?

Некоторое время они молчали. Жан-Поль прикидывал, с чего бы начать беседу. Но Робер заговорил первым — непринужденно, словно сам с собой.

— Когда вижу вот так, как сейчас, большую толпу, то мне почему-то представляются вереницы гробов. Да! Вся эта толпа видится мне лавиной черных ящиков, плывущих туда и сюда. Почему так? Очевидно, потому, что все, кто сейчас здесь идет, обязательно скончаются. — Робер засмеялся. — Наверное, я — ясновидящий!

— Возможно, месье Дюк. Но не кажется ли вам, что толпа эта — вечная. Точно так же все шло, двигалось и столетие назад, когда никого из тех, кто сейчас идет, не было и в помине. И так же будет через сто лет.

Народу на Елисейских полях прибывало, как бы подтверждая слова Жан-Поля о том, что толпа никогда не иссякнет. Снова мелькнула рыжая женщина-шар.

Робер Дюк неторопливо пил кока-колу, позвякивая кубиками льда в хрустальном бокале, словно собираясь их выплеснуть на стол, как игральные кости.