Тайна личности Борна

— А если они потребуют повторить это описание? — холодно спросила Мари, логика на мгновение возобладала над страхом.

— Вы хорошо мыслите, доктор, — сказал Борн.

— Я педантична. Я боюсь, я же вам говорила. Так что же мне делать?

— Пошлите их к черту, скажите, что тогда пусть ждут кого-нибудь другого. И отходите.

Мари приблизилась к двери и позвонила. Мужской голос ответил:

— Ja?[26]

— Извините, я не говорю по-немецки…

— Говорите по-английски. Кто вы? В чем дело?

— У меня для вас срочное сообщение от друга из «Трех альпийских хижин».

— Суньте под дверь!

— Это невозможно, оно устное. Я должна передать его человеку, которого мне описали.

— Это будет нетрудно, — ответил голос.

Щелкнул замок, дверь открылась. Борн шагнул от стены.

— Вы с ума сошли! — закричал мужчина в инвалидном кресле, у него не было обеих ног. — Убирайтесь! Убирайтесь отсюда!

— Мне надоело это слышать, — сказал Борн, втащил за собой женщину и захлопнул дверь.

Мари охотно согласилась подождать в крошечной спальне без окон, пока они разговаривали.

Безногий Черняк был близок к панике. Вид у него был жалкий: изуродованное лицо белее мела, нечесаные седые волосы, сбившиеся в колтун.

— Что вам от меня надо? — спросил он. — Вы обещали, что прошлая сделка будет последней! Я не могу больше рисковать! Курьеры уже были здесь, и неважно теперь, насколько все мы будем соблюдать осторожность. Они здесь уже были! Если один из них оставит где-нибудь мой адрес, все — конец Черняку!

— Вам заплатили за риск, — сказал Борн. Мозг его лихорадочно работал, искал слово или фразу, которая повлечет за собой поток новой информации. И тут он вспомнил о конверте. Если что-то не сходится, я ни при чем. Толстяк в ресторане.

— Ерунда по сравнению с тем, как я рисковал. — Черняк покачал головой, грудь его вздымалась, обрубки ног непристойно дергались. — Я был доволен жизнью, пока не появились вы, потому что я был пешкой. Старый солдат, кое-как добравшийся до Цюриха, калека, у которого ничего не было за душой, кроме нескольких припасенных фактиков да скудного вознаграждения от бывших товарищей, которые платили, чтобы эти фактики не вышли наружу. Вполне сносная жизнь, не много, но достаточно. И тут появились вы…

— Очень трогательно! — прервал его Джейсон. — Поговорим лучше о конверте, что вы передали нашему общему другу из «Трех альпийских хижин». Кто вам его дал?

— Курьер, кто же еще?

— Откуда он?

— Почем я знаю? Я вынул его из почтового ящика, как и все другое. И переправил дальше. Вы же сказали, что не сможете больше приходить сюда.

— Но вы открывали его, — это был не вопрос.

— Упаси меня Бог!

— А если я скажу, что денег недоставало?

— Значит, их там и не было! — Калека повысил голос. — Но я вам не верю. Если бы так и было, вы бы не взялись за работу. А вы за нее взялись. Так что зачем вы пришли сюда?

Потому что я хочу знать. Потому что я схожу с ума. Я вижу и слышу вещи, которых не понимаю. Я умный, изобретательный… хвощ! Помогите мне!

Борн отвернулся от инвалидного кресла, подошел к книжному шкафу, где стояло несколько фотографий. Они кое-то объясняли о человеке за его спиной. Группы немецких солдат со сторожевыми собаками позировали на фоне бараков и ограждений, перед воротами, на которых виднелись буквы: «ДАХ…»

Дахау.

Человек за его спиной. Он пошевелился! Джейсон обернулся: Черняк запустил руку в холщовую сумку, привязанную к креслу; глаза его горели, изуродованное лицо перекосилось. Рука вынырнула из сумки, в ней был зажат короткоствольный револьвер, и, прежде чем Борн успел выхватить свой, Черняк выстрелил. Леденящая боль пронзила плечо, затем голову… Господи! Борн бросился на пол, покатился по ковру, опрокинул на калеку тяжелый торшер, подкатился к инвалидному креслу сзади. Привстал и правым неповрежденным плечом вышиб безногого из кресла, выхватив свой пистолет.

— Они заплатят за твой труп! — кричал калека, корчась на полу, пытаясь найти устойчивое положение, чтобы прицелиться. — Ты не уложишь меня в гроб! Сам в нем будешь! Карлос заплатит! Еще как заплатит!

Джейсон метнулся влево и выстрелил. Голова старика откинулась назад, из горла хлынула кровь. Мертв.

Из соседней комнаты донесся крик. Глубокий, протяжный вопль отвращения и страха. Женский крик… конечно, это женщина! Его заложница, та, что вывезет его из Цюриха! Господи, у него все плыло перед глазами! Висок разламывала дикая боль!

Он обрел зрение, усилием воли игнорируя боль. Увидел ванную с открытой дверью, полотенца, раковину и… шкафчик с зеркалом на дверцах. Он вбежал в ванную и распахнул зеркальную дверцу с такой силой, что она сорвалась с петель, упала на пол и разбилась. Полки. Рулоны марли, пластырь… больше он ничего не сумел забрать. Надо уходить… выстрелы; выстрелы должны были привлечь внимание. Надо уходить, забрать заложницу и уходить! Спальня, спальня. Где она?