Тайна Лоэнгрина

– Да, скажите. Только найдите момент. Например, сегодня вечером, за ужином… Жаль, я не смогу увидеть ее реакцию. Но вы мне все перескажете потом.

Он поднялся, позвонил Доменику.

– Подождите! Йозеф! – вдруг вскрикнул Сильва.

– Что случилось? – тот засмеялся. – Вы чего-то испугались?

– Я не испугался. Но как я объясню Грете, что Эмма застала у нее в доме полицейского? И потом… Эмма ведь знает, что Грету отравили!

– Сильва, ну что вы в самом деле! Придумайте что-нибудь. Позже мы Грете расскажем правду. Но зачем ее пугать сейчас? Она еще очень слаба. Пока она встретится с Эммой, пройдет время, у нас будет больше информации. К тому же неизвестно, захочет ли она с ней встречаться. Сорок лет! Они поссорились сорок лет назад! И с тех пор Грета не хотела видеться с собственной дочерью. Это невероятно.

Закрывая дверь кабинета, Сильва услышал, как Шлоссер снял трубку внутреннего телефонного аппарата:

– Алло. Штутгарт? Добрый вечер, коллега.

* * *

– Посмотри в окно, Грета. – Сильва указал рукой на окно первого этажа: к стеклу приклеилась морда Теодора. – Он тебя ждет. Высматривает. Сейчас будет вовсю обниматься.

Доменик привез Сильву и Грету в Шаттен, а сам быстро умчался домой.

– Ах ты мой хороший, – говорила Грета коту, снимая верхнюю одежду. – Ждал меня?

Кот крутился у входа, терся о ноги хозяйки, мурлыкал. Потом стал на задние лапы, потянулся передними вверх: просил обнимашек.

– Подай мне его, Сильва. Не хочу наклоняться, голова кружится. Или я лучше присяду. Доктор сказал, что еще пару дней я буду восстанавливаться. И как меня угораздило?!

Она уселась в кресло, Сильва подложил ей под спину подушку, а кот тут же запрыгнул на хозяйские колени и начал топтаться по ней, кружась во все стороны. Грета гладила его, тихо приговаривая какие-то ласковые словечки, понятные только им двоим.

– Так ты говоришь, тоже нехорошо себя чувствовал? – вернулась она к теме.

– Да. Нехорошо. Но не сравнить с тобой.

– И чем мы могли отравиться?

– Не знаю. Может, яйца? Бывает, что в коробке попадается несвежее яйцо или какая-нибудь сальмонелла завелась, – повторил Сильва в точности версию Шлоссера и мысленно поблагодарил его за идею. – Или грибы? В омлете немного грибов было.

– Разве? Не помню.

– Главное, что ты поправилась.

– Я ни-че-го не помню. У меня закружилась голова, я поднялась в комнату прилечь. И все. Потом как будто черная дыра. Мне сказали, что ты меня спас.

– Да ладно! Я только скорую вызвал. Хорошо, что приехал пораньше.

– Ты же хотел до вечера гулять.

Сильва пересказал эпизод с котом, похожим на Тео, который привлек его внимание в спальне короля, рассказал, как он разволновался и решил ехать в Шаттен. Оказывается, волновался он не зря.

– Не знаю, поверишь ли ты мне, но все именно так и было. Я вот думаю сейчас… Может, того кота, вообще, не было? Просто у меня разыгралось воображение? Значит, это Теодор спас тебя. Хороший у тебя кот, Грета.

Кот уже давно пересел к Сильве, требовал ласки, подлезая ему под руку. Урчал, слушал и отлично понимал, что люди говорят о нем.

– Это уже не мой, а твой кот. Посмотри на него. Он же любит тебя.

Сильва был польщен. Его кот? Увы, это ее кот, ее, Греты.

– Ну… – довольно произнес он. – Просто раньше ему не доставало мужского внимания. Так сказать, мужской дружбы. Да, Тео?

В ответ Тео заурчал громко и сладко, как и подобает любящему питомцу.

– Завтра затопим камин. Поможешь принести дрова. Это же надо, май месяц, а на дворе снег.

За окном было темно и снежно, но в доме тепло и уютно. Грета отдыхала, а Сильва готовил нехитрый ужин: разогрел замороженные котлеты, сварил макароны. Получилось неплохо. Завтра придет Урсула – с обедами и ужинами станет полегче.

За чаем Сильва решил, что пора. Пора начать разговор о фрау Шпонгейм.

– Грета, я должен тебе кое в чем признаться.

– Ого, какое начало. А я чувствовала, что ты хочешь о чем-то поговорить. Слушаю тебя.

– Вчера мы со Шлоссером летали в Оснабрюк по делам моего отца. Здесь, в Шаттене, оставался Доменик. Когда мы вернулись – сюрприз! – в доме находилась одна дама. Дама представилась фрау Шпонгейм, пояснила, что она – твоя дочь. – Сильва говорил намеренно безразличным голосом, отхлебывая чай из чашки. – Ты никогда о ней не говорила… Вот. Конечно, Шлоссер задал ей несколько вопросов. Она сказала, что вы поссорились. Давно. Сорок лет назад, кажется.

Сильва ждал, что Грета что-нибудь ответит, но Грета молчала. Слушала его, закрыв глаза.

– И еще. Эмма просила передать тебе, что хочет помириться. Я передаю ее просьбу.

Почему Грета молчит? Неужели ей все равно? Однако ее глубокое дыхание, легкое подергивание нижней губы и нервное шевеление пальцев на обеих руках выдавали волнение и бурление противоречивых чувств.

– А зачем она приходила? – спросила Грета, наконец.

Сильва не знал, как ответить на такой простой вопрос. Эмма пришла, потому что некто неизвестный отправил ей эсэмэску, в которой говорилось, что ее мать при смерти. (А ведь они забыли об этом важном факте! Хотя нет, это он, Сильва, забыл, а подполковник Шлоссер ни о чем не забывает.) Но что ответить Грете?