Тайна лорда Листердейла

А случилось вот что. Между Джорджем и его богатым дядей Эфраимом Лидбеттером (фирма «Лидбеттер и Геллинг») произошел неприятный разговор. Точнее, говорил главным образом мистер Лидбеттер. Слова лились из него непрерывным потоком, потоком горького негодования, и, видимо, дядю нисколько не смущало, что твердит он одно и то же уже по второму разу. Одна значительная фраза тут же сменялась другой, не менее значительной.

Предмет разговора был вполне тривиальным: преступная беспечность молодого человека, который, ни у кого не спросясь, посмел прогулять целый рабочий день. После того как мистер Лидбеттер высказал все, что он думал по этому поводу, а некоторые соображения повторил даже дважды, он перевел дух и спросил у Джорджа, что тот может сказать в свое оправдание.

Джордж не долго думая заявил, что хотел бы иметь еще один свободный день.

И что же это за день, поинтересовался мистер Лидбеттер, — суббота или воскресенье? Он уже не стал напоминать о недавно прошедшем Рождестве и о грядущем первом понедельнике после Пасхи. Джордж ответил, что он имеет в виду совсем не субботу, воскресенье или праздничный день.

Он хотел бы отдохнуть в будний день, когда в Лондоне можно найти местечко, где не собралось бы полгорода.

И тут мистер Лидбеттер заявил, что сделал все возможное для сына своей покойной сестры и никто не посмеет сказать, что он не дал ему шанса. Но Джордж не пожелал этим шансом воспользоваться. И теперь может хоть в будни, хоть в выходные делать все, что ему заблагорассудится.

— Прямо тебе в руки летел «золотой мяч удачи, сулящий уйму преимуществ», мой мальчик, — произнес мистер Лидбеттер в порыве поэтического восторга. — А ты не стал ею ловить.

Джордж ему ответил, что, по его мнению, он как раз его поймал и решил воспользоваться преимуществами, и тогда восторг мистера Лидбеттера вмиг иссяк, сменившись гневом. И Джорджу было приказано убираться.

Итак, Джордж пребывал в полнейшей прострации. И все пытался предугадать: смягчится ли его дядя или нет?

Чем вызван этот гнев: любовью, которая все еще теплится в дядиной душе, или холодной неприязнью?

И как раз в этот момент голос, который он сразу бы узнал из тысячи прочих голосов, небрежно произнес: «Привет!»

Длинная спортивная машина алого цвета притормозила возле него. За ее рулем сидела очаровательная Мэри Монтрезор, пользующаяся бешеным успехом на всех светских раутах (к слову сказать, за последний месяц журналы публиковали ее фото, по крайней мере, четырежды).

— Никогда не думала, что человек может быть так похож на одинокий остров, — сказала Мэри Монтрезор. — Сядешь в машину?

— С огромным удовольствием, — без колебаний сказал Джордж и сел рядом с ней.

Они ехали очень медленно, так как машин в этот час было видимо-невидимо.

— Как я устала от этого Сити, — сказала Мэри Монтрезор. — Я специально приехала посмотреть, что это такое. Я еду обратно в Лондон.

Не смея спорить с ней по поводу столь необычных географических определений, Джордж сказал, что это блестящая идея. Они еле-еле плелись в густом потоке машин, но при первой же возможности кого-то обогнать Мэри резко увеличивала скорость: Джорджу показалось, что она слишком лихо все это проделывает — так недолго и кого-нибудь угробить. Но решил не вступать с ней в спор и предоставил своему очаровательному шоферу вести машину так, как она того хочет.

Мэри первая нарушила молчание — как раз в момент крутого поворота на углу Гайд-парка.

— Как ты смотришь на то, чтобы жениться на мне? — небрежно спросила она.

Джордж невольно охнул, впрочем, подобную реакцию мог вызвать и автобус, который, казалось, неминуемо в них врежется…

— Мне нравится эта мысль, — столь же небрежно бросил он, гордый своим остроумием.

— Прекрасно, — сказала Мэри Монтрезор как-то неопределенно. — Возможно, тебе когда-нибудь удастся это сделать.

Они, слава Богу, целыми и невредимыми выехали на прямую дорогу, и в этот момент Джордж увидел свежие газеты, наклеенные на тумбу у угла Гайд-парка. Мелькнули крупные заголовки: «Тяжелая политическая обстановка», «Полковник на скамье подсудимых», и еще два: «Юная леди выходит замуж за герцога» и «Герцог Эджехилл и мисс Монтрезор».

— Что это тут написано про герцога Эджехилла? — сурово вопросил Джордж.

— Обо мне и Бинго? Мы помолвлены.

— Но ты же мне только что сказала…

— А, это, — произнесла Мэри Монтрезор. — Понимаешь, я еще не решила окончательно, за кого мне выходить замуж.

— Но для чего тогда нужна эта помолвка?

— Просто я решила попробовать, удастся ли… Все думали, что ничего не получится, я ведь с ним почти совсем не встречалась, честное слово!

— Да, повезло уж этому, как его там, Бинго, — сказал Джордж, выместив свою досаду хотя бы тем, что назвал герцога столь непочтительным прозвищем.

— Не думаю, что он так уж счастлив, — сказала Мэри Монтрезор. — Для Бинго счастьем было бы, если бы хоть что-нибудь смогло доставить ему удовольствие, в чем я сильно сомневаюсь.

Джордж сделал еще одно открытие — прочитав очередной заголовок.

— Да, сегодня же в Аскете[27] турнир. А почему ты не там?

Мэри Монтрезор вздохнула.