Тайна лорда Листердейла

Паула Незеркофф была сегодня в превосходном настроении. Сплошная любезность, блеск и очарование, никаких капризов. Коуэн был приятно удивлен и только молился, чтобы это продлилось подольше. После ленча все гости отправилась в театр, где осмотрели декорации и все, что попадалось им на глаза. Оркестром дирижировал Сэмюель Ридж, один из лучших дирижеров Англии. Все шло как по маслу, что вызывало у мистера Коуэна сильнейшее беспокойство. Он не привык к такой благостной атмосфере и все время ждал какого-то неприятного сюрприза.

— Все слишком хорошо, — бормотал он себе под нос. — Это просто не может продолжаться долго. Мадам мурлычит точно кошка, объевшаяся сливок. Нет, это не к добру, что-то обязательно случится!

Видимо, долгое общение с музыкальным миром развило у него некое шестое чувство, поскольку вскоре его прогноз подтвердился. Было уже почти семь часов вечера, когда горничная-француженка, Элиза, в расстроенных чувствах ворвалась к нему в комнату.

— О мистер Коуэн, идемте скорее. Да скорее же, умоляю вас.

— Что-то случилось? — заволновался тот. — Мадам капризничает? Хочет все отменить, да?

— Нет, нет, это не мадам, это сеньор Роскари… Ему плохо, он.., он умирает!

— Умирает? Идем!

И он поспешил вслед за Элизой, приведшей его в комнату несчастного итальянца.

Маленький человечек лежал на постели или, точнее говоря, метался по ней, извиваясь в непрекращающихся судорогах, показавшихся бы комичными, не будь они столь мучительными. Паула Незеркофф, склонившаяся над ним, коротко кивнула Коуэну.

— А, вот и вы, наконец. Наш бедный Роскари! Бедняга страшно мучается. Наверняка съел что-то не то.

— Я умираю, — простонал страдалец. — Эта боль…

Ужасно. О!

Он снова скорчился, обхватив руками живот, и принялся кататься по кровати.

— Нужно послать за врачом, — решил Коуэн.

Паула остановила его у самых дверей.

— Об этом позаботились, он скоро будет здесь и поможет бедняге, но сегодня ему не петь, это уж точно.

— Мне никогда больше не петь: я умираю, — простонал итальянец.

— Нет, не умираете, — отрезала Паула. — Это всего лишь расстройство желудка. Тем не менее выступать вы сегодня явно не сможете.

— Меня отравили.

— Точно, — согласилась Паула. — Думаю, это было второе. Оставайся с ним, Элиза, пока не придет доктор.

И, прихватив Коуэна, покинула комнату.

— Ну, и что же нам теперь делать? — поинтересовалась она.

Коуэн беспомощно покачал головой. До представления оставалось слишком мало времени, чтобы посылать в Лондон искать замену. Леди Растонбэри, только что извещенная о недуге гостя, спешила к ним по коридору. Заботила ее, впрочем, как и Паулу Незеркофф, исключительно судьба «Тоски».

— Нам бы хоть кого-нибудь! — простонала примадонна.

— Ох! — внезапно вспомнила что-то хозяйка. — Бреон.

Ну конечно же!

— Бреон?

— Ну да, Эдуард Бреон, тот самый, знаменитый французский баритон. Он живет здесь поблизости, я видела на этой неделе в «Кантри Хоумс» фотографию его дома. Это тот, кто нам нужен.

— Кажется, боги услышали нас, — вскричала Незеркофф. — Бреон в роли Скарпиа… Прекрасно помню. Это одна из лучших его партий. Но он ведь больше не поет, разве нет?

— Сегодня запоет, — сказала леди Растонбэри. — Ручаюсь.

И, будучи женщиной решительной, приказала не медля готовить свой личный спортивный самолет. Десятью минутами позже загородное уединение мосье Эдуарда Бреона было нарушено визитом взбудораженной графини. Когда леди Растонбэри чего-то хотела, она умела быть очень настойчивой, и вскоре мосье Бреон понял, что ему придется подчиниться. Справедливости ради следует заметить, что он питал некоторую слабость к титулованным особам.

Достигнув вершин в своей профессии, он, человек очень скромного происхождения, довольно часто общался с герцогами и принцами, причем накоротке, и это всячески тешило его тщеславие. Теперь же, удалившись на покой в этот тихий уголок старой Англии, он ощущал все растущую неудовлетворенность. Ему не хватало аплодисментов, не хватало поклонников, да и соседи признали его далеко не так скоро, как он ожидал. Предложение леди Растонбэри не только польстило ему, но и откровенно обрадовало.

— Сделаю все, что пока еще в моих силах, — с улыбкой пообещал он. — Я, как вы знаете, некоторое время не выступал на публике. Даже учеников не беру. Так, одного-двух, и то в виде одолжения. Но, раз уж сеньор Роскари занемог…

— Это был такой удар! — воскликнула леди Растонбэри.

— Для искусства едва ли, — заметил ее собеседник и подробно пояснил свою мысль: с тех пор как подмостки покинул мосье Эдуард Бреон, ни один театр не видел ни одного мало-мальски приличного баритона.

— Тоску исполняет мадам Незеркофф, — сказала леди Растонбэри. — Я думаю, вы знакомы.

— Никогда не встречались, — ответил Бреон, — Слышал ее раз в Нью-Йорке. Великая певица. Вот у кого есть чувство сцены!

Леди Растонбэри облегченно вздохнула: никогда не знаешь, чего ждать от этих знаменитостей. Тут тебе и ревность, и какие-то нелепые антипатии…

Минут через двадцать оба уже входили в гостиную замка Растонбэри, и хозяйка, победно смеясь, объясняла: