Тайна Лоринг-Чейза

– Только я и призрак, мэм. Но сейчас все тихо и прекрасно, и впредь станет еще тише. Так что возвращайтесь в постель, ваша светлость, мэм, и не беспокойтесь, сударыня.

– Вы поймали убийцу?

– Да, благодарю вас, мэм, – ответил Шриг и тихо добавил, обращаясь к Дэвиду: – А теперь – за миссис Белиндой, дружище, и поживей!

– Но где она?

– Судя по всему, на пути в церковь.

– Но как? Как вы догадались?

– Господи, да разуйте же глаза, друг мой! Посмотрите сюда! И сюда! А теперь на окно!

– Кровь! – ужаснулся Дэвид.

– Вне всяких сомнений. Ей досталось то, что предназначалось вам.

– Боже мой! Теперь я вспомнил, Джаспер! Она бросилась на меня!.. Она спасла мне жизнь…

– Весьма похоже на то, дружище. В лунном свете вы были отличной мишенью. Так вы идете?

Они вылезли через окно. В ясном свете высокой луны на полу широкой террасы тут и там темнели пятна, ведущие в одном направлении. Дэвиду вдруг стало зябко в мокрой одежде, он задрожал.

– Церковь наверняка запирают на ночь, – сказал он.

– Бьюсь об заклад, она сумеет войти.

Показались темные контуры здания. Массивная дверь оказалась приоткрытой. На пороге Шриг задержался, поднял руку. Под сводами церкви звучало пение – удивительно нежное и чистое, но чем дальше, тем чаще прерываемое мучительными приступами кашля. Шриг неподвижно стоял в темноте портика, пока пение не умолкло совсем.

– Дружище, – прошептал сыщик, – я никогда не слышал ничего подобного!

Тогда Дэвид положил руку на плечо своему спутнику и нагнулся к его уху.

– Джаспер, – сказал он, – вы не арестуете ее. Вы не посмеете.

– Боюсь, вы правы, друг мой, закону до нее не дотянуться… А наше мокрое дело я припишу Томасу Яксли. Если это и не вполне близко к истине, то достаточно справедливо и никому не причинит вреда. Власти будут удовлетворены.

С этими словами он взялся за дверную ручку и вошел в церковь.

Белинда стояла на коленях перед надгробием Лорингов, склонив голову на старинный камень, так часто орошаемый в последнее время ее слезами. Сейчас на нем темнела другая влага, а с бескровных губ миссис Лоринг срывался шепот:

– Милосердный Боже… Ты всевидящ, и Ты всезнающ… о, великий, добрый Боже… Благодарю Тебя!.. Сейчас, Невил, сейчас, мой милый… я уже иду… Кончились мои горести и беды… кончилось твое одиночество… Протяни руки, возьми меня, мой любимый!.. О, Невил…

Мистер Шриг поспешно подхватил ее на руки и заботливо опустил на плиту.

Белинда лежала с улыбкой на устах; просветленное лицо обрамляли седые волосы, рассыпавшиеся поверх недавно выбитой надписи:

СВЯЩЕННОЙ ПАМЯТИ…

– Выходит, не только маленькие дети бывают ангелами, – пробормотал Шриг. – Кажется, я слышу взмахи ее крыльев!

Глава XLVIII,

которая разрешает все сомнения

Стояло великолепное раннее утро. Деревья в горизонтальных солнечных лучах – день ведь только-только занимался – отбрасывали длинные тени на росистую траву; в воздухе витали ароматы плодородной земли – не медовое благоухание луговых цветов, но теплый, насыщенный запах созревающих хлебов и яблок. Ибо миновали уже июль с августом, и мы перенеслись в сентябрь.

Дэвид стоял у открытого окна, наслаждаясь неброским сельским пейзажем, расцвеченным чистыми пастельными тонами спелой пшеницы, клонящейся под тяжестью колосьев, и багрянца лесов на фоне прозрачно-голубого неба. Листва пламенела всеми оттенками красновато-коричневого, алого, розового и золотого. За ближайшим лесом темнела крыша Лоринг-Чейза – родового гнезда, в котором последние восемь недель трудилась не покладая рук целая армия рабочих.

Наконец Дэвид с сожалением отвернулся от окна, подошел к явно слишком маленькому зеркалу и попытался по мере возможности обозреть свой наряд – атласный галстук и белоснежный воротничок, превосходно сшитый синий сюртук со стоячим воротом и цветастый жилет. Поскольку зеркало больше ничего не отражало, Дэвид посмотрел вниз, на белые лосины и сияющие, украшенные кисточками ботфорты, которые уже сами по себе были nec plus ultra[18].

И однако, несмотря на все это великолепие, чело Дэвида прорезали две-три морщинки сомнения, а во взгляде читалось легкое беспокойство, ведь для него этот день был единственным в своем роде.

Он надел сделанную по последней моде шляпу и бросил на себя последний оценивающий взгляд.

Внизу его поджидали плотный завтрак и поднявшийся ни свет ни заря хозяин гостиницы. Круглоголовый пожилой человек готов был в лепешку расшибиться, только бы угодить Дэвиду, однако делал это не теряя достоинства, ибо рвением сим новоявленный владелец Лоринг-Чейза был обязан отнюдь не своему столь элегантному платью.

– Чего изволите, сэр Дэвид? – осведомился Том. – Есть первоклассная ветчина и, значит, еще говядина, сэр… Осмелюсь посоветовать вам отведать и того, и другого, сэр.

– Превосходно, – ответил Дэвид, устраиваясь за столом. – Не скажете, который час?

– Четверть шестого, сэр. Еще целых девять часов с гаком, раз эта, как ее… церемония назначена на два пополудни.

– Так вы все знаете, Том Ларкин?

– А то как же – вся деревня знает, ага, и желает вам счастья.