Тайна лотоса

Он переложил на кровать планшет и телефон, а блокнот без спроса раскрыл на середине. Сусанна почувствовала, как между лопаток побежала тонкая ледяная струйка — только бы ничего не сказал про качество рисунков! Чтобы отвлечь каирца от художеств, она и попросила повторить название принесённых им лепёшек. Но не тут-то было!

Столик уже застилала скатерть, на ней стояли две тарелки, но лепёшки оставались завёрнутыми в бумагу. Сусанна одуревала от запаха и от отсутствие вердикта — кобра, конечно, кивала, но как-то не слишком одобрительно, а потом Реза вообще замер над одним листом и принялся водить по нему пальцем. Суслик, предложи товарищу карандаш, что ли? Пусть поправит. Пригодится для романа, и к уроку арабского языка добавится мастер-класс по рисованию. И она действительно протянула гостю карандаш.

— Я и так могу прочесть, что здесь написано.

По-русски? Чуть не выдохнула Сусанна, страшась за выдранные из романа строчки. Но Реза не оставил паузы для вопроса.

— Теперь я понимаю, почему он пришёл к тебе ночью.

— Кто?

Сусанна похолодела. Что он вообще несёт?! Мягкое кресло стало вдруг жёстким и даже колким, но взгляд кобры пригвоздил Сусанну к месту, и она вцепились в край скатерти.

— Фараон. Кто ещё способен прочесть твои иероглифы?

— Какие?

Понять шутки мистера Атертона невозможно, а произнесённые с каменном лицом они любого способны вогнать в ступор.

Реза протянул через стол блокнот. Сусанна выбросила листок с каракулями, но так старательно выводила иероглифы, что те отпечатались на соседней странице.

— Сначала нагло пялишься на него в музее, потом оставляешь любовные записки, — на губах каирца играла добрая улыбка, и кобра, если бы могла, раздула б от смеха воротник. — Где ты спрятала для него послание, а?

Палец Резы погладил корешок вырванного листа.

— В урну выбросила, — Сусанна пыталась говорить серьёзно, но улыбка гостя передалась и ей. — Что там написано?

— Приходи ко мне ночью. Я тебя жду.

Реза закрыл блокнот и положил на край стола.

— Вы смеётесь надо мной, так ведь? — Сусанна пыталась разозлиться, но не могла. — Что там действительно написано?

— То и написано. А что ты писала на самом деле?

— Откуда я знаю! — Сусанна больше не смущалась под искрящимся смехом взглядом каирца, а открыто улыбалась в ответ. — Я просто скопировала понравившиеся рисунки с папируса.

— Так не надо ни говорить, ни писать на языке, которого не знаешь. Это может плохо закончиться.

Теперь серьёзность его лица передалась и ей.

— Хорошо, больше не буду. Я вообще могу молчать.

Уж кто и говорит здесь, так это вы сами, мистер Атертон! И любая в этой ситуации порадовалась бы вашему молчанию!

— Меня твой английский нисколько не смущает, — Реза потянулся к лепёшкам. — Надеюсь, и ты понимаешь, что я тебе говорю.

Сусанна кивнула. Ага, но не до конца. Понять, что вы имеете в виду, сэр, практически невозможно!

— А вы сколько языков знаете? — спросила Сусанна, проигнорировав внутренний голос. — Кроме английского и арабского, конечно!

— Французский и египетский. Последний лучше всех, потому что это мой первый язык.

— Как первый? — она опять запуталась в его речах! И, наверное, в глазах отразился испуг.

— Сусанна, не смотри на меня так, словно я ожившая мумия, — Реза снял корону с платком и отошёл к кровати, чтобы вернуть их в сумку. — Ешь уже! Оттого, что ты не можешь произнести название, вкус не меняется. Сверни лепёшку, обмакни в сметану и ешь. А я разолью каркаде, — Реза достал из второй сумки термос со стаканами и вернулся к столу. — С огня лепёшки бесспорно вкуснее, но мать постаралась упаковать их как можно лучше. А чай, — Реза сделал глоток, — опять пересластила… Эта женщина неисправима!

— Это готовила ваша мать? — Сусанна даже не поняла, к чему задала вопрос. Наверное, к мысли о жене. Она глядела на три кольца на различных пальцах и не могла решить, которое обручальное.

— А ты думала, я сам? — Реза свернул для себя лепёшку и обмакнул в сметану. — Я в это время выслушивал, что она думает о моём вчерашнем поведении.

Сусанна чуть не подавилась лепёшкой. Он рассказал матери про неё!

— Меня ждали к ужину. Я не позвонил. Притащился домой в первом часу ночи в порванной рубашке и утром заявил, что не собираюсь оставаться на завтрак. И да, самое ужасное, я отказался взять на завтрак то, что осталось с ужина, и заставил разогревать покупные замороженные лепёшки. Будь я женщиной, наверное, тоже бы злился. Но я мужчина и, признаюсь, не жалею, что провёл вечер с тобой, а не с матерью.

Сусанна всё ещё не могла пошевелить челюстями, хотя и понимала, что толстый кусок лепёшки оттопыривает щёку. Где в это время была его жена? — У меня осталось с тобой пять вечеров. Всего пять вечеров. Надеюсь, до следующего утра мать переварит эту информацию и приготовит нам с тобой завтрак без лишних комментариев.

Кресло под Сусанной вновь превратилось в камень: это что он ей только что сказал? Какое утро с ним? Что он надумал? Ведь даже подарок не принёс — почему же такой уверенный, что она прыгнет к нему в постель, да ещё под носом у матери? Это уже сюрр какой-то с чистым арабским акцентом…