Врёт, но врёт по-джентльменски. Молодец! Или боится признать ошибку. Не в его стиле, видимо, ошибаться.
— И на мне нет костюма-тройки, в котором ходил прадед, а ты радуйся отсутствию десяти юбок. Хотя соломенные шляпки всё же лучше кепок.
Он улыбался, но в этот раз его улыбка не была заразительной.
— Далеко ещё?
Она уже, кажется, все ноги стёрла или же поджарила на сковородке — в любом случае каждый шаг отдаёт болью.
— А я не знаю, куда ты идёшь, Нен-Нуфер. Я тебя просто сопровождаю. Что ты там написала в романе?
Сусанна остановилась и всё же вытерла глаза. Их щипало от пота и теперь без очков ещё и от яркого солнца. Хотелось кричать от боли и усталости. И наглой усмешки! Ведь понимала же, что нельзя ему рассказывать про Нен-Нуфер, нельзя! Он и так глядит с высоты положения и своих лет на неё, как на глупую куклу! И кто за язык тянул! — Ты что, обиделась? Я тоже в детстве писал роман.
«В детстве» — как же смачно он это произнёс, и если бы она уже не дошла от жары до цвета помидора, то непременно покраснела бы от его гадких слов.
— Вернее не роман, а семейную хронику. У отца был комплекс маленького человека, потому после стаканчика виски он начинал в сто тысячный раз рассказывать о великом деде, Раймонде Атертоне. Ну и я, мальчишкой, тоже им гордился. Друг самого Картера! Хотя не было у них друзей, каждый рыл песок для собственной славы или скорее из собственного фанатизма. Отыскать нетронутую гробницу, самим взломать печать… Они похоронили свои жизни в этих песках — вот в чём истинное проклятье фараонов, а не в их мифических смертях. Они истощили себя, превратились в живых мумий с пожелтевшими от табака пальцами, не ели, не спали, всё рыли и рыли, закапывая деньги своих патронов, выделенных на оплату копальщиков-арабов.
— А чью гробницу нашёл ваш прадед?
Реза теперь говорил быстро, и Сусанна едва успевала за потоком английской речи.
— Гробницу своей жены, — расхохотался каирец, но быстро улыбнулся, заметив, как сжались от обиды губы спутницы. — У них с Эвелин был в Англии бурный роман. Она — дочь лорда, а он — жалкий студент, умеющий только калякать портреты. Да, его пригласили написать семейный портрет, а Раймонд одним мазком разрушил семью. Они тайно обвенчались и, страшась праведного гнева папаши-лорда, бежали в Египет. Он нашёл себе место художника, где надо было зарисовывать рисунки со стен гробниц, пока те не потускнели и не стёрлись. Из-за жары Эвелин потеряла ребёнка и больше не могла забеременеть, зато радовалась возможности помогать мужу. Она тоже немного рисовала, но главная её задача была встречать английских туристов, особенно дам, и учить их, как правильно спускаться в гробницы. Я ведь не просто так просил тебя не надевать сарафан…
Реза опять улыбнулся, и Сусанна под его взглядом отряхнула подол. Да, там на стоянке она пожалела, что не влезла в водолазку, или вообще в костюм аквалангиста, не оставив ни одной открытой части тела.
— Они оба уже смертельно болели Египтом, — голос Резы звучал ровно, и не понять было, для чего собственно он напомнил про сарафан. — И Эвелин писала отцу длинные письма с просьбой приехать и выкупить землю для раскопок. Через год лорд сдался, но прислал только деньги, так и не пожелав увидеться с блудной дочерью. Чета Атертонов принялась рыть песок в компании таких же сумасшедших, но натыкались они лишь на разграбленные захоронения — пара черепков ритуальных чаш не покрывали папиных денег. Но зато платили за приключения. Эвелин стремилась вместе с Раймондом спуститься в подземные камеры. Знаешь, как это было?
Откуда она знает! Реза остановился и замахал руками перед её носом.