Тайна Марии Стюарт

«Если бы я могла занять твое место, – думала она. – Лежать в постели и сражаться с болезнью, когда смерть войдет в спальню, надеясь одержать легкую победу, я бы схватила ее костистые пальцы и сломала их один за другим. Я слышала бы их хруст и видела, как куски падают на пол».

Дарнли застонал и перекатился на другой бок.

«Нет, смерть не получит тебя! Ей сначала придется сразиться со мной и одолеть меня, обезоружить твоего стража. Смерть не справится со мной», – пообещала Мария, отирая его лоб платком, намоченным в холодной душистой воде.

На шестой день у Дарнли появились красные точки на лице и шее. Точки быстро распространились на другие части тела, и температура упала. Его глаза открылись, и он впервые увидел Марию.

– Как… долго ты была здесь? – хрипло спросил он.

– Все время, пока ты болел, – ответила она.

Он криво улыбнулся:

– И как долго я болел?

– С Материнского воскресенья после мессы и почти до Страстного воскресенья. Оно будет завтра.

– Я не знаю этих терминов.

«Добрый католик должен знать их», – подумала Мария.

– Почти две недели, – сказала она.

Он закатил глаза, все еще налитые кровью.

– Так долго!

– Не так уж долго для двух серьезных болезней. Более слабый человек мог бы не выздороветь.

– Я никогда не выздоровею, – прошептал Дарнли. Он поднял руку, такую тонкую, что она казалась полупрозрачной, с сетью голубоватых вен. – Я едва могу поднять ее.

Мария накрыла его руку своей, более широкой и сильной, и переплела его пальцы со своими.

– Вместе мы выстоим, – сказала она. – Ничто не разлучит нас.

* * *

– Она все еще сидит взаперти вместе с ним? – спросил Нокс, отведя лорда Джеймса в сторону после воскресной службы в соборе Святого Жиля. В сегодняшней проповеди он говорил о смерти посреди жизни и о жизни посреди смерти; трудная концепция радости и смирения. Судя по всему, ему удалось тронуть сердца прихожан.

– Так говорят. – Джеймс кивал и улыбался другим прихожанам, выходившим из церкви, особенно лордам Конгрегации, которые все, как один, послушно пришли в этот ветреный апрельский день. Теперь они прогуливались по улице Кэнонгейт, радуясь свежему воздуху по пути домой, где ждал воскресный обед. – Молодой Дарнли подхватил корь после лихорадки и едва не покинул этот мир. Бесславный конец для бесстыдного юнца. – Джеймс улыбнулся и поднял руку: – Добрый день, леди! – Джин, графиня Аргайл, кивнула ему. – Он ведет себя невыносимо.

– Как именно? – Нокс приветственно помахал рукой: – Добрый день, лорд Байрс! – Он поклонился лорду Линдсею.

– Он суетный, пустоголовый, высокомерный и обидчивый. Кроме того, он недолюбливает Библию.

– В самом деле?

– Да. Я слышал, как он болтал об этом по пути в Стирлинг.

Церковь опустела, и Нокс вернулся к кафедре, чтобы собрать свои записи и закрыть Библию. Он указал на песочные часы, стоявшие перед кафедрой.

– Он украл мои часы и подменил их другими, где песок заканчивается не за час, а за полчаса. Таков уровень его изобретательности. Как будто я не могу дважды перевернуть часы!

Джеймс только покачал головой.

– Он забрал песочные часы, которые мне подарил Кальвин, – продолжал Нокс. – Это было очень нехорошо с его стороны. Других уже не будет.

Кальвин умер несколько месяцев назад.

– Он любит дерзкие выходки, – сказал Джеймс. – Он всего лишь испорченный мальчишка, маменькин сынок. Его мать будет вне себя от восторга, когда узнает, что королева влюбилась в него. В сущности, она лелеяла такие планы с самого его рождения. Ее однажды даже отправили в Тауэр за то, что она слишком энергично продвигала свои «королевские претензии». Теперь ее мечты почти исполнились. – Помедлив, он добавил: – И думаю, молодой Дарнли имеет склонность к распутству.

– Он недостаточно взрослый для этого. Эгоизм и безрассудство – первые шаги на этом пути, но нужно пройти долгий путь, чтобы стать развращенным человеком.

Нокс провел провел рукой по обложке Библии и почтительно завернул ее в шелковую ткань.

– Он дальше продвинулся по этому пути, чем можно было представить, – сказал Джеймс.

– Пойдемте со мной, – Нокс положил руку ему на плечо. – Отобедаем у меня дома в этот славный воскресный день.

– Итак, вы уехали после той первой мессы, когда все вырядились в розовое? – спросил Нокс, когда они сидели в его комнате, подкрепившись фаршированной треской с репой и капустой. Маргарет Стюарт, новая жена Нокса и отдаленная родственница лорда Джеймса и королевы, оставила их наедине с тарелкой инжира и графином кларета. Она была хорошенькой и добродушной, но немного склонной к болтовне.

– Да. Уехав из Эдинбурга, она дала волю папским ритуалам. Там был ладан и песнопения. – Он заметил, как Нокс приподнял брови. – Я слышал их, когда проходил по двору. Поэтому я заявил протест и уехал. Что касается остального, они по-прежнему там.

– И Риччио тоже?

– Стоит ли спрашивать?

– Она отправила Мейтленда к Елизавете, чтобы испросить у нее благословение на брак с Дарнли. Ох, разве вы не знали?

Нокс медленно помешал сахар в бокале красного вина.

– Нет, не знал.