Тайна Марии Стюарт

«Ваш траурный покров, окутывающий тело с головы до талии, развевается длинными складками, словно парус на ветру, движущем корабль вперед. Облаченная в те же траурные одежды, вы готовитесь покинуть прекрасную страну, где носили корону. Весь сад наполнен белизной вашего траура, словно парусный флот, плывущий по волнам океана…»

Намерение Марии уехать из Франции теперь широко обсуждалось при дворе, но она ждала знака, некоего знамения, которое направит ее.

XXI

«Ну почему именно сегодня погода должна быть такой мерзкой?» Уильям Мейтленд из Летингтона озабоченно поглядывал в окно, где дождь поливал мостовую Хай-стрит в Эдинбурге. Никакой дождь не может служить преградой для шотландцев, но он придавал скорой встрече мрачный оттенок.

«Ну а где бы ты провел ее? – подумал он. – В беседке на цветущем лугу в Южной Франции?» Предстоящее дело было срочным и серьезным независимо от места встречи.

Мейтленд со вздохом заставил себя оторваться от окна. Неужели он нервничает? Разве это возможно? Тот, кто гордился своей способностью к беспристрастному мышлению – необычная черта для Шотландии, – вдруг позволяет чувствам вторгаться в трудный процесс принятия решений?

Он окинул взглядом комнату в своем просторном городском доме, подготовленном к встрече гостей. Все было в порядке, и он позволил себе с тихой гордостью полюбоваться библиотекой, включавшей коллекцию поэтических сборников его отца. В комнате стояли кресла, обитые мягчайшей испанской кожей, и его любимый сувенир: мраморный бюст римского юноши, который он привез из Италии. Он учился во Франции, а потом путешествовал по Европе, где проявил особый интерес к итальянскому искусству и политике.

Ах, Италия! Как всегда, мраморный бюст напомнил Мейтленду о визите во Флоренцию (увы, слишком коротком), когда он погрузился в живую атмосферу искусства и в совершенстве отточил свое знание политического кредо Макиавелли. Там он чувствовал себя по-настоящему дома. Но те, кто потом в шутку называл его «Майкл Уили»[27], не имели представления о том, что это такое на самом деле.

«Там меня все равно считали бы доверчивым простаком, – с беззлобным юмором подумал он. – Лучше уж применять свои таланты здесь, в Шотландии, где еще не знакомы с политическими тонкостями.

Политик обязан точно знать, в чем заключается его цель. Он никогда не должен путать свои интересы с чужими. Итак, в чем заключается моя цель и почему я испытываю такое беспокойство?»

Он удобно расположился в одном из кресел и стал смотреть, как дождь барабанит по оконному стеклу.

«Моя цель состоит в том, чтобы перемены в Шотландии шли гладко, – подумал он. – Но так ли это?» Да, перемены были головокружительными, и в последний год бывший государственный секретарь чувствовал, что он вместе со всей страной погружается в водоворот. Религиозный мятеж, завершившийся почти мгновенно, смерть регента, расторжение «старинного союза»…

Но он радовался крушению союза между Францией и Шотландией. После того как Шотландия стала протестантской страной, ее будущее неизбежно было связано с Англией, ее ближайшей соседкой. Любой, кто мог ясно мыслить, понимал это. Это было так очевидно!

«Вот в чем дело. Я опасаюсь, что другие не понимают этого и будут противиться неизбежному. А я… Мой печальный жребий попытаться убедить их.

А Мария, молодая королева и французская вдова? Ее тоже придется убеждать, но в чем?

Приедет ли она сюда?»

Мейтленд резко встал. Он так нервничал, что не мог сидеть спокойно. Он ненавидел ожидание. Ждать, пока все соберутся…

«Да, она приедет сюда. Она должна вернуться домой. Нам нужен совершеннолетний монарх на родной земле, и она сможет выполнить полезную работу. Она слишком молода, чтобы тихо плесневеть в своем вдовстве, когда ее родина лежит в руинах. Мы убедим ее…»

Опять это слово «убеждение». Это так трудно! Каждый, кто пытался сдвинуть с места упрямого мула, хорошо знает, о чем речь. Но с людьми приходится гораздо труднее, чем с животными.

Мейтленд услышал приглушенный стук. Наконец кто-то пришел! Он поспешил к двери, но потом сознательно замедлил шаг, чтобы убедиться, что полностью владеет собой и может мыслить ясно. Мутная взвесь осела на дно, и теперь он в конце концов успокоился.

Это был Джон Эрскин, худой мужчина с еще более худым лицом, который странным образом безмерно любил застольные удовольствия, хотя они никак не сказывались на нем.

– О командор! – произнес Мейтленд с едва ощутимым сарказмом. Семья Эрскина владела монастырем Инчмахоум, но им не было дела до религиозных сокровищ прошлого. Яков V вручил им этот лакомый кусок и сходным образом подарил многие другие монастыри своим бастардам и фаворитам.

– Будет вам! – Эрскин откинул капюшон, и брызги воды полетели на пол. – Вот идет мой верный монах.

За его спиной Мейтленд разглядел массивную фигуру Джеймса Дугласа, графа Мортона, стоявшего в дверях. С него капала вода.

– Заходите, заходите, – пригласил он.