– Да если бы его спросили, если бы он мог ответить, я уверен, он не принял бы твоей жалости, он всё отдал бы, чтобы отомстить своим мучителям. Ты простишь нас, котяра? Я верю, я знаю, простишь. Ты с нами. Ты – часть нашего Круга. – И Андерс дрожащей рукой стал выщипывать белый шелковистый мех.
Метте, стараясь не глядеть на то, что осталось от кота, приладила пушистый ком на перевёрнутый стул, веретёнышко заплясало под быстрыми пальцами, наматывая тончайшую невесомую нить. Наконец Метте остановила веретено.
– Всё! Больше мне не успеть. – Оставшуюся пряжу она завернула в тряпицу и спрятала в карман. – Теперь постарайтесь настроить компас и шар, без них, боюсь, не справиться. Эх, жаль, нет здесь моих капурёшек! Я пробовала их позвать, но они или не могут сюда попасть, или боятся. Скорее всего боятся, потому что трещин в этих стенах столько!.. Каждый кирпич, каждая балка сплошь пронизаны трещинами, не знаю, каким чудом держатся.
Ребята встали в круг, подняв над головами руки ладонями вверх, так, будто в растопыренных пальцах лежали невидимые чаши. В правой руке Ильзе был шар, в правой руке Гийома – компас.
И тут одна крохотная, не больше вишнёвой косточки, капурёшка выплыла из стены. Пискнула. – Ах ты моя умница! Храбрая ты моя малышка! – Рядом возникли ещё несколько.
Самая большая была с майского жука, остальные – не больше первой, видно страх не позволил им вырасти чуть побольше. Они жались к Метге, словно ища у неё защиты.
Девочка протянула им нить. Капурёхи повеселели. Метте "загудела" песню, капурёхи полетели от стены к стене, как живые коклюшки. Компас и шар светились красным, яростным светом. Белые нити ложились на стены и потолок и буквально втягивались в трещины. Нити вибрировали, словно кто-то пытался спутать их и порвать, но капурёшки держали их крепко и упрямо клали "штопку".
Наконец, нити кончились. Да и ребята выбились из сил.
Увы, ничего не произошло. Да и чего можно было ожидать? Здесь, в самом гнезде Эмиссара?
– Я ещё попробую. Только отдохну чуть-чуть, и снова возьмусь за дело.
Метте достала припасённую шерсть, и тут вдруг откуда-то потянуло сквозняком. Огонёк заметался, кинулся к двери и, ярко вспыхнув, погас. Зато дверь, до сей поры запертая на секретные замки, щеколды и запоры, запечатанная страшным эмиссаровым заклятием, заскрипела и приотворилась. За дверью не было ни души. Только по стене, спеша забиться в щели, расползались рыжие усатые букашки.
– Куда теперь? Где здесь выход?
– А компас нам на что? Вперёд!
Скрипучая дверь. – Комната с узкими пыльными окнами сплошь заставленная тёмными шкафами. – Ещё одна дверь. – Мрачный коридор. – Зал с прокопчёнными сводами, стены увешаны линялыми гобеленами и звериными шкурами. – Снова коридор. – Что-то вроде прихожей. – И, наконец, тяжёлая, обитая чёрной кожей входная дверь. Дверь на волю.
И тут дверь распахнулась. На пороге, ухмыляясь, стоял Эмиссар.
– Куда вы так торопитесь, птенчики мои ненаглядные?
Он шёл прямо на них, и ребята, невольно, отступали. Через прихожую в коридор. Через зал. Через комнату со шкафами. Опомнились они лишь в чулане.
Эмиссар оглядел комнату. – Ах, так здесь поработала пряха? Ну что ж, сейчас поглядим, чьи нити крепче!
С этими словами он бухнулся на карачки и стал раздуваться, раздуваться, раздуваться. Изо рта, с металлическим щелчком, вылезли страшные жвала, руки и ноги словно усохли, вытянулись и превратились в паучьи лапы. На концах этих жутких лап торчали крючья вроде абордажных. Всё тело, похожее теперь на грязный бурдюк, покрылось клочковатой рыжей шерстью и бородавками. Четыре самые огромные бородавки лопнули, и оттуда полезли покрытые шипами конечности. Колдун на глазах превращался в гигантского омерзительного паука. Из его раздутого брюха потянулись толстые серые нити, паутина словно сама собой разрасталась, грозя заполонить всё вокруг.
– Ну что, мои хорошие, удалось вам одолеть Эмиссара? – Этот голос, этот размеренный и свистящий шёпот обволакивал разум и душу. – Спать!.. Спать!.. Спать!.. Забыть обо всём! У вас нет никаких желаний! У вас нет своей воли! Дыхание ваше всё реже, биение сердца всё слабей. Вот пропущен один удар… Вот ещё один сбился с ритма…
Зачем сопротивляться, если вы всё равно обречены? Насколько проще покориться и спать-спать – спать… Забыть свой дом… Забыть своих близких… Забыть свои имена… Вот они уже расползлись нитями и исчезли в небытии… Так гаснет пламя свечи, когда его задувают.
Кто вы такие, чтобы сопротивляться воле Эмиссара, воле Нихеля?..
И всё, что шептал этот голос было так убедительно, что нельзя было не согласиться с каждым словом.
Только защитная сила оберегов не дала этому напору сломить ребят.
Хуже всех пришлось Гийому. Сознание его, ощущение своего «я» словно раздвоилось. Один Гийом даже не покорно, а с радостным восторгом принимал слова шепчущего, готов был ради этих слов отречься от самого себя, плакать, кричать, умолять о чём-то. Другой же Гийом, слабый и далёкий всё ещё пытался бороться. Но он уходил, уходил безвозвратно в чёрную глубину! ..