За окном было уже достаточно светло, но меня почему-то никто не приходил будить. Не могли же меня оставить на постоялом дворе в отместку за плохое поведение и уехать, ведь так? Хорошо, что я не успела испугать этой новой мысли, выплывшей из тумана моей похмельной головы, потому что раздался звук, поворачивающегося в замочной скважине ключа и… «в светлицу входит царь, стороны той государь…», и «чело его было зело сурово» (и до чего же хорошо выглядит, гад!). Спряталась под одеяло, то ли от стыда, то ли от страха перед расправой.
— Доброго утра желать не буду, — сообщили мне после выразительной мхатовской паузы.
— Ага, — невнятно буркнула я из своего укрытия.
— Голова-то болит? — гаденько поинтересовались тут же.
— Ага, — вновь молвила я, стараясь сразить кое-кого наповал своим многословием и содержательностью речи.
— Лечиться будем или подождем, пока само рассосется?
— А это лечится? — с интересом высунула нос наружу, тем более, что уже начала немного задыхаться под толстенным одеялом. Голова тут же отозвалась острым уколом в районе правой лобной доли. Почему я помню, как называется эта часть моего многострадального тела, но совершенно не помню, что делала после того, как жахнула стаканюгу жменя.
— Иди сюда горемычная, — меня за ноги подтащили к краю кровати, подавив на корню жалкие попытки отползти назад. — Будем тебя реанимировать, хоть и не заслужила этого. Ну да, человеколюбие и таким «сухарям» как я, не чуждо.
Неужели я его вчера еще и обзывала «сухарем»? Вот это я зря, ни к чему его наводить на ненужные размышления.
Тем временем объект этих мыслей наклонился и приложил прохладные пальцы к моим ноющим вискам. Пришлось временно задержать дыхание, чтобы мой спаситель не пал смертью храбрых, сраженный ароматом, идущим от меня. И это был далеко не анис, надо заметить.
Почувствовала тоненькую струйку тепла, проникающую под кожу и тут же моментальное облегчение, такое ощутимое, что я застонала от счастья. Теперь вертикальное положение мне уже не казалось столь пугающим. Пугающим был многозначительный взгляд, направленный на меня, видимо, с целью доведения, до значительно просветлевшего сознания, всей глубины его падения и морального разложения.
— Ну, что ты мне хочешь сказать? Я слушаю, — с тяжким вздохом приняла сидячее положение, чтобы быть с учителем на равных, ну, хотя бы попытаться быть.
— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь… Ведь рано или поздно, но авансы приходится оплачивать, — и что должна означать сия загадочная фраза? Кажется, на твоей репутации, Ася, образовалось темное пятно, неясной этимологии. Мужчина помолчал, давая мне возможность осмыслить сказанное. И что мне прикажете отвечать, если я вообще ничего не помню? — Ладно, уже большая девочка, сама разберешься. Собирайся, через час выезжаем.
Маг ушел, оставив меня в растерянности. Когда, по истечении пятнадцати минут и ряда гигиенических процедур, я вышла из своей комнаты, то была сразу же схвачена в крепкие объятия. Марко! Охохоюшки… Ася Сергеевна, какая же вы дуррра! Меня чмокнули где-то в районе щеки, поскольку я ловко сумела вывести свои губы из-под удара. В отличие от одной незадачливой пьяницы, некоторые товарищи слишком хорошо все помнили.
— Как спалось, красавица? — ничуть не смущенный неудачей при поцелуе, парень прижал меня поплотнее сильными руками. Уперлась ладонями в грудь, пытаясь сохранить хоть какую-то дистанцию, и мысленно зарыдала: «Вот она — расплата!».
— Хорошо спалось, — сообщила я, пытаясь выбраться из захвата, но лучше бы я этого не делала. Мои манипуляции привели совершенно к противоположному результату. Я почувствовала как в районе моего живота, прижатого к активному поклоннику, начинает происходить некоторое шевеление и уплотнение. Черт! Мне, конечно, льстит и все такое, но я совершенно не готова к подобному повороту сюжета. Руки Марко двинулись вниз, захватив мои ягодицы в плен, губы скользнули по виску легким прикосновением, поймали мочку моего уха и слегка потянули. Вопреки всему, тело отозвалось на ласку. Пусть кинет в меня камень та из нас, которая после долгого периода воздержания, хотя бы на одну секундочку не позволила бы себе насладиться такой открытой, яркой страстью привлекательного мужчины. Но, к сожалению, мне нужен был совсем не этот мужчина, не эта страсть. Подмена дала бы разрядку телу, а сердцу только горечь и стыд.
— Прости меня, но я не могу.
— Я понимаю, сейчас не время, но вечером… — жарко прошептали мне, продолжая любовную игру. Ох ты, Боже мой!
— Ты не понял. Я совсем не могу, — с нажимом произнесла я, наконец, найдя в себе силы оттолкнуть парня. Я видела как моментально потемнели от боли глаза, а на лицо исказила злоба. Марко шагнул от меня в сторону, словно опасаясь, что может совершить какой-нибудь опрометчивый поступок.