Тайна моего двойника

— Постарайтесь вспомнить как можно подробнее все, что предшествовало этому взрыву. Каждая деталь важна, вы же понимаете…

Я постаралась. Я рассказывала про предыдущие покушения на Шерил, про взрыв и про двух мужчин, которые следили за Шерил, и меня постепенно охватывала ненависть, от которой я начинала задыхаться. По какому праву они распорядились нашей жизнью, здоровьем, красотой? По какому праву?!!

— Вам плохо? — испуганно спросил комиссар.

— Нет. Мне отлично. Только найдите их. Поскорее найдите этих сволочей, пожалуйста.

— Постараемся, мадмуазель, — кивнул полицейский. — Что-нибудь еще вспомните?

— Меня удивило вот что: почему и как они узнали о нашем переезде? Они следили за Шерил только после окончании работы, в выходные слежки не было — мы специально проверяли. А тут пришли днем, в выходной, и пришли со взрывчаткой, и заложили ее в машину… Как они узнали?

— «Они»?

— Ох, не знаю, пусть будет «он». Вы знаете, сколько их было?

— Пока я не знаю ничего. Ваша подруга ежедневно пользуется машиной?

— Нет. Только вечером — и то не всегда — и в выходные. На работу она ездит на метро из-за пробок.

— Следовательно, машина могла быть заминирована в любой рабочий день и должна была взорваться только тогда, когда ее завели. Ваше присутствие оказалось несчастливой случайностью. Не в курсе, когда мадемуазель Диксон последний раз до этого взрыва пользовалась машиной?

— Наверное, в прошлый понедельник — у них, у экологистов, было какое-то важное собрание.

— Взрыв произошел в прошлую субботу… Следовательно, бомба могла быть заложена в любой день прошлой недели. Механизм приводился в действие через пять минут после включения мотора.

— Скоты, — пробормотала я.

— Тем не менее, нельзя исключить гипотезу, что кто-то заранее знал о вашем намечающемся переезде. Попытайтесь вспомнить, кому вы говорили о нем говорили.

— Никому. Кроме Джонатана и Ги, разумеется.

— Этих молодых людей мы уже допросили, — кивнул следователь. — Есть ли у вас основания подозревать кого-то из них в желании убить Шерил?

— Бог мой, конечно нет! К тому же Джонатан знает ее каких-то две недели…

— А вас?

— Что меня? — не поняла я.

— А вас он давно знает?

— С тех пор, как начались занятия в Сорбонне, с начала октября…

— И какие у вас с ним отношения?

— Дружеские… Вы что, подозреваете, что Джонатан хотел убить — меня?

Я аж подскочила на кровати от такого предположения, забыв про боль, которая, впрочем, тут же напомнила о себе.

— Я рассматриваю возможные версии, только и всего… Значит, вы полагаете, что у этого англичанина нет никаких причин, чтобы желать вашей смерти или смерти Шерил?

— Послушайте… Это до такой степени нелепое предположение… Это просто невозможно!

— На вашем месте я не был бы так уверен.

— Это почему еще? У вас есть подозрения?

— Нет, пока нет. Но не стоит так безоговорочно доверять малознакомым людям и так категорично настаивать на том, что вам, на самом деле, мало известно. Что вы знаете об этом юноше?

— Ну хотя бы то, что я ему нравлюсь. А почему вы не задаете подобных вопросов насчет Ги?

— С ним проще — он француз. Про него мы уже немало знаем и, нам представляется, что он по всем характеристикам не наш клиент. Англичанин же — темная лошадка. Оснований подозревать его у нас нет, но надо будет еще справиться на его счет в английской полиции…

— Меня удивляет, что ваше следствие приняло такой странный оборот. Я бы на вашем месте искала среди реальных врагов Шерил, которым она серьезно мешает своей экологической деятельностью.

— Возможно, что никому. Это мог быть террористический акт. Вы знаете, последнее время исламисты…

— При чем тут они? Это же совершенно очевидно, что покушались именно на Шерил! Исламисты взрывают бомбы в общественных местах, а ее двор — это вовсе не общественное место, вы что, не понимаете?

Комиссар улыбнулся.

— Скорее всего, вы правы. Но исключить эту гипотезу мы пока не можем. Что-нибудь еще вспомнили? А то я оставлю вас отдыхать, и так уж, должно быть, замучил… Доктор говорит, что вы легко отделались. Я рад за вас.

— Знаете что… — заговорила неуверенно, потому что мысль моя не была мне самой ясна до конца. — Что-то в этом парне в джинсах меня насторожило.

— Что именно? — быстро навострил уши следователь.

— Какая-то странность, особенность… Как будто он… Как будто он не француз, а иностранец. Вот вы сейчас говорили: Ги — француз, Джонатан — англичанин… Понимаете, и того, и другого видно за сто километров: вот идет француз, а вот идет англичанин. Я в Сорбонне учусь, там одни иностранцы… Я это научилась улавливать: кто иностранец, а кто нет.

— И почему вы считаете, что этот тип в джинсах — иностранец?

— Сама не могу понять. Лицом он скорее на итальянца похож, да ведь такими лицами во Франции никого не удивишь… Тут другое. Тут вот что! — воскликнула я, — он джинсовый костюм носит!

— Ну и что? — удивился следователь.

— У вас дети есть?

— Есть, — ответил он ошарашено. — И что с того?

— Сколько лет?

— Восемь и двенадцать.

— Они носят джинсовые костюмы? Не джинсы, а именно костюмы, с курткой?

— Носят. Не пойму, что вы в этом странного нашли.